Александр Подобед - Подвиг, 1983 № 23 [альманах]

На пути 718-го полка, в составе которого воевал рядовым Герасим Лапин, встала сильно укрепленная противником Безымянная высота с отметкой на полевых военных картах 224,1. По скатам ее проходил передний край обороны гитлеровских войск. Разведчики донесли: фашисты возвели здесь сильную в инженерном отношении линию укреплений с хитроумной системой опорных пунктов — с дотами, дзотами, артиллерийско-минометными позициями и минными полями, которые сплошь были опутаны колючей проволокой.

Слева наступал второй стрелковый батальон. Смело и решительно действовали бойцы. Занимая одну траншею за другой, они сходились в рукопашных схватках: стреляли в упор, кололи штыками, били прикладами. Стремительным ударом с криком «ура!» роты ворвались на улицы осажденных деревень Плотина и Новая. Гитлеровцы не выдержали натиска и отступили. Батальон подошел к высоте.

Вдруг с возвышенности ударили пулеметы. Открыли огонь минометы. Бойцам пришлось залечь. Справа спешили на помощь роты третьего батальона. Решительным ударом они с ходу выбили фашистов из траншеи у леса, но тоже были остановлены бешеным огнем противника.

— Два дня на подступах к высоте гремел ожесточенный бой, — вспоминает Герасим Ильич. — Мы по нескольку раз поднимались в атаку, но, прижатые огнем, падали на сухую, дышащую зноем землю.

Лапин говорил задумчиво, не спеша, называл детали боевой обстановки, словно это происходило недавно. До мельчайших подробностей он помнил тот неравный бой, называл имена и фамилии боевых товарищей. Над его правым глазом начинала подергиваться кустистая бровь.

В записях и документах, хранившихся в Архиве Министерства обороны СССР, так сказано о том бое:

«12.09.43. В 14.50 полк оседлал развилку дорог у высоты с отметкой 224,1. На высоте два танка, одна самоходная установка, „скрипач“ (так называли немецкий шестиствольный миномет. — Примеч. авт.). Из-за высоты ведут огонь две батареи. Подразделения полка вплотную столкнулись с противником и ведут бой. Пехота противника непрерывно контратакует».

Герасим Ильич растолковал эту выдержку:

— Наш семьсот восемнадцатый стрелковый полк накануне, применив тактическую хитрость, овладел сильно укрепленным населенным пунктом Козловка и вышел к упомянутой высоте. Она была господствующей, ее взятие могло резко изменить в нашу пользу положение на этом участке фронта. Отсюда открывался путь к Десне и Рославлю. Враг судорожно цеплялся за каждый бугорок, кустик, ложбинку. Ему нужна была эта высота.

Еще строки из документов:

«13.09, 6.00. В течение ночи по подразделениям полка вели огонь до 10 батарей противника. С высоты обстреливали 4 установки типа „фердинанд“. Ночью мы трижды атаковали высоту 224,1, но безрезультатно».

— Все так и было, — подтверждает Герасим Ильич. — Не давали нам покоя фашисты. Все время держали в напряжении — ясное дело, измотать хотели. Да не на тех напали. Мы все время оставались начеку, следили за поведением врага, хорошо зная, что после усиленной артподготовки он снова пойдет в атаку. Так и оказалось.

Достоверность его слов подтверждает выписка из архива:

«В 14.00 противник контратаковал силою в 100 человек, потерял сорок. Подразделения полка, начавшие наступать в 9.00, успеха не имеют. По подразделениям вели огонь 4 артбатареи. Авиация противника сбросила 40 бомб. Контратаки противника продолжаются».

В последующее время полк еще неоднократно пытался наступать, но нес большие потери и откатывался назад. Тогда у командования третьего батальона созрело решение создать ударную группу с задачей прорваться на высоту и тем самым проложить дорогу туда другим подразделениям.

Группу формировал из воинов-сибиряков младший лейтенант Е. Порошин. В нее вошли 18 добровольцев.

В ночь на 14 сентября она отправилась на боевое задание.

— Я взял шестнадцать гранат и почти тысячу патронов, — вспоминает Герасим Ильич. — Хорошо вооружилась вся группа.

К переднему краю обороны врага ползли по-пластунски. Приблизившись вплотную к гитлеровцам, горстка храбрецов забросала их гранатами, дерзким броском овладела высотой.

Но это было только началом героической драмы. Есть в ней страница, так сформулированная в боевом донесении: «…следовавшая за группой рота при подходе к траншеям была отсечена от 18 человек с флангов…» Не имел успеха и батальон, стремившийся прорваться на помощь. Горстка сибиряков оказалась окруженной во много крат превосходящими силами врага. Их с разных сторон атаковали подразделения двух пехотных полков гитлеровцев, по ним вела массированный огонь артиллерия, на высоту то и дело пикировали вражеские самолеты.

День клонился к вечеру. Становилось прохладнее. Казалось, наступит передышка. Обычно ночью немцы не вели боя — отдыхали. Но в тот вечер враги не думали спать. Помните слова песни?

Во время короткой передышки оборонявшихся бойцов обошел Евгений Порошин, на этот раз в сопровождении парторга Емельяна Белоконова.

Порошин говорил каждому:

— Вести только прицельный огонь. Надо задержать немцев как можно дольше. Наши обязательно придут! Выручат!

А Белоконов добавлял:

— Будем драться до последнего вздоха… Умрем, а высоту живыми не покинем!

— Известное дело — до конца, — твердо отвечали бойцы, еще крепче сжимая в руках автоматы.

Не сговариваясь, мы отложили по одной гранате в сторонку. Для себя. Чтобы в случае безвыходного положения было чем подорваться вместе с наседавшими врагами. Мы не строили никаких иллюзий относительно исхода боя и не искали спасения ни в чем! Верили, что нашим все-таки удастся прорвать вражеский заслон и прийти на помощь. Это придавало нам силы и уверенность.

Среди нас находился Николай Галенкин, уроженец здешних мест. Он еще днем перед наступлением сказал, что расположенный вблизи населенный пункт называется Рубеженка. А в пяти километрах отсюда — его родное село. Можете представить себе состояние человека, который попал в родные места и которому выпала честь освобождать их от проклятых захватчиков? Очевидно, поэтому Николай пошел вместе с нами. Кто знает… Но дрался он люто.

Вдруг совсем рядом фонтаном вздыбилась земля: снаряд разорвался в нескольких шагах перед самым бруствером, в котором лежал Николай. Как только черное облако пыли немного рассеялось, я подполз к нему, думал, неладное случилось.

— Как ты, Коля? — спрашиваю. — Не задело?

— Обошлось, — приподнял он голову, выплевывая изо рта песок. — Ну, фрицы… — зло выругался Галенкин, грозя вскинутым автоматом. — Как там хлопцы, Герасим?