Зарина Асфари - Быть гением [Истории об искусстве, жизни, смерти, любви, сексе, деньгах и безумии]

В крестильной купели.«…И мне было еще хуже, чем черту в крестильной купели». Гоген П. Ноа Ноа // Прежде и потом. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 173.

надо перевернуть мир.«Нужно очень немного, чтобы женщина пала, а для того, чтобы поднять ее, надо перевернуть целый мир». Гоген П. Ноа Ноа//Прежде и потом. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 194.

оказалось бы слишком поздно.«…И в доме моем поселилось счастье: оно вставало с солнцем, лучистое, подобно ему. Золотистое сияние лица Техуры заливало радостью и светом и внутренность жилья, и всю окружающую местность. А сколько подлинной простоты было в нас обоих! Как хорошо было вместе ходить по утрам освежаться в протекающем поблизости ручье; так, несомненно, ходили в раю первый мужчина и первая женщина. Таитянский рай, наве наве фенуа… И Ева этого рая открывается мне всё больше и больше, кроткая, любящая. Я дышу ее ароматом — Ноаноа! Она в должное время вступила в мою жизнь: немного раньше я, может быть, и не понял бы её, немного позже оказалось бы слишком поздно». Гоген П. Ноа Ноа. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 78–79.

даже без перчаток.«…Поговорим о театре. Мне кажется, что в ближайшем будущем это труп, его нельзя спасти… Мне даже представляется, что театральное искусство только выиграет, освободившись от театра. <���…> Мой театр — это жизнь: я нахожу в ней все — актеров и декорацию, благородное и пошлое, слезы и смех. Легко поддаваясь чувству, я из зрителя превращаюсь в актера. Никто не поверит, как в дикарском существовании меняются взгляды и какие масштабы приобретает театр. Ничто не смущает моих суждений, даже чужие суждения. Я смотрю на сцену, когда захочется, я, один я, без принуждения и даже без перчаток». Гоген П. Ноа Ноа // Прежде и потом. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 196–198.

или призрак тупапау?«Когда я открыл дверь, лампа не горела, в комнате был полнейший мрак. Внезапно меня охватила тревога, сомнение: птичка, наверное, улетела. Я живо зажег спичку и увидел… Неподвижная, обнаженная, лежа ничком на постели, с непомерно расширенными от страха глазами, Техура смотрела на меня и, казалось, не узнавала. Да и сам я с минуту стоял в странной нерешительности. Страх Техуры заражал меня, — ее неподвижные зрачки, казалось, излучали какой-то фосфоресцирующий свет. Никогда ещё не видел я её такой красивой, а главное — никогда её красота не была такой волнующей. <���…> Мог ли я с уверенностью сказать, чем я являлся для нее в тот миг? А что, если мое искаженное тревогой лицо она примет за лик демона или призрака, одного из тех тупапау, которыми, по легендам ее расы, населены бессонные ночи людей?». Гоген П. Ноа Ноа. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 80.

Эта сцена легла в основу картины «Manao Tupapau. Дух мертвых не дремлет» 1892 года. Работа живёт в Галерее искусств Олбрайт-Нокс, Буффало, штат Нью-Йорк, США.

это насилие.«Лучше всего было бы молчать, но молчание, когда хочется говорить, — это насилие». Гоген П. Ноа Ноа // Прежде и потом. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 126.

были сложные отношения.«Похоже, что мораль, подобно науке и всему прочему, идёт к чему-то совершенно новому, и, может быть, будущая мораль будет полной противоположностью нынешней. Брак, семья и все прочие превосходные вещи, которыми мне уши прожужжали, кажется, мчатся куда-то на локомобиле на самой большой скорости. А вы хотите, чтобы я разделял ваши мнения!». Гоген П. Ноа Ноа // Прежде и потом. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 127.

благословение родителей.«— Ты добрый?

Посоветовавшись со своей совестью, я не без смущения ответил:

— Да.

— Ты дашь моей дочери счастье?

— Да.

— Пусть она вернётся ко мне через неделю. Если она не будет с тобой счастлива, то уйдёт от тебя».

Гоген П. Ноа Ноа. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 76.

давали обет.«…По выходе из церкви новобрачный говорит подружке невесты: „Какая ты красивая“. А новобрачная говорит шаферу: „Какой ты красивый“. Быстренько одна новая пара сворачивает направо, другая налево, углубляясь в чащу, под покров банановых деревьев, и там, пред Богом всемогущим, состоялось два бракосочетания вместо одного. Монсеньор доволен и говорит: „Мы их цивилизуем…“» Гоген П. Ноа Ноа // Прежде и потом. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 129–130.

волку и ягнёнку.«От соприкосновения с нами маорийцы утратили то природное чувство, которым они были так щедро одарены, чувство обязательного родства человеческих существ с животной и растительной жизнью. Теперь, когда они прошли нашу выучку, — это дикари, сами по себе прекрасные, как произведения искусства, но в духовном и физическом отношении совершенно бесплодные…». Гоген П. Ноа Ноа. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 100.

Мы пели круглый год.«Какое у нас было чудесное королевство, страна, где человек, как земля, не жалел своего добра. Мы пели круглый год». Гоген П. Ноа Ноа. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 46.

я же любил былое Таити.«Проделать такой путь, чтобы найти это, — то самое, от чего я бежал! Мечту, увлекшую меня на Таити, жестоко обмануло настоящее: я же любил былое Таити». Гоген П. Ноа Ноа. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 42.

принизили до своего уровня.«Ваитуа — настоящая принцесса, если они ещё существуют после того, как европейцы в этой стране все принизили до своего уровня». Гоген П. Ноа Ноа. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 44.

Гоген опять опоздал.«Пересекая Великий океан, корабль наконец достигает суши — это островок, не отмеченный на карте. И, однако, три жителя — губернатор, судебный исполнитель, торговец табаком и почтовыми марками. Уже!!! Ах, читатели, вы думаете, это так просто — найти спокойный уголок, убежище от зловредных людей — даже на Острове доктора Моро, даже на планете Марс». Гоген П. Ноа Ноа // Прежде и потом. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 159.

всегда остаётся любовью.«Любовь до такой степени в крови у всех этих таитянок, она настолько присуща их натуре, что, корыстная или бескорыстная, она всегда остается любовью». Гоген П. Ноа Ноа. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 43.

далёкие от буржуазной морали.«Среди тех, кто говорит о нравственности, многие совсем лишены ее». Гоген П. Ноа Ноа // Прежде и потом. — СПб.: Азбука, 2012. — С. 182.

тема-то ещё не исчерпана. «Вы тот легендарный художник, который из глубин Океании присылает свои приводящие в замешательство, неподражаемые произведения великого человека, так сказать, исчезнувшего из мира. Ваши враги (а у Вас их множество, как и у всех, кто стесняет посредственность) ничего не говорят, не осмеливаются сражаться с Вами, даже не помышляют об этом — ведь Вы так далеко. Вы не должны возвращаться, Вы не должны вырывать у них кость, которую они держат в зубах… Вы пользуетесь неприкосновенностью великих покойников… Вы вошли уже в историю искусства». Кантор-Гуковская А. С. Поль Гоген. Жизнь и творчество. — Л.: Советский художник, 1965. — С. 174.