Петр Ильин - Героический рейд 20-й

На совещании я сказал, что Военный совет 62-й армии знает, как бригада дралась, удерживая Калач и переправу, приказал и дальше выполнять эту задачу. Но у нас осталось мизерное количество людей, и нам надо так распределить красноармейцев по траншеям, чтобы они в случае атаки противника, стреляя с одного места, немедленно перебегали на другое, показывая немцам, что в траншеях нас еще много. Приказал большинство тяжелых пулеметов поставить на косоприцельный и кинжальный огонь, а на артиллеристов Парфенова, Узянова и Ерхова возложил ответственность за оборону. Их артиллерийский и минометный огонь должен везде помогать мотострелкам уничтожать врага.

На этом короткое совещание закончилось. Все стали готовиться к последней и решающей схватке с противником. Строили перед траншеями заграждения, умело расставляя огневые средства. Даже успели провести партийно-комсомольское собрание, с вопросом о передовой роли коммунистов и комсомольцев в решающем бою.

Прошла еще одна ночь, и снова встал рассвет в тревогах и заботах. За три недели жесточайших боев в тылу противника, оторванные от штаба армии и от своих соседей, мы ни на шаг не отступили от Калача.

Утром я немного заснул, но вскоре проснулся. Кругом стояла тишина. Солнце уже вышло из-за горизонта. Нигде ни выстрела. «Что-то фашисты затеяли», — подумал я, как вдруг Турбин из-за кустов кричит:

— Товарищ полковник, вас кто-то вызывает к телефону, но мне не говорят, зачем и кто просит.

Я подошел к аппарату:

— Я вас слушаю, что вы хотите?

В ответ услышал на чистом русском языке:

— Слушайте, полковник, что вы деретесь здесь, в Калаче, и проливаете зря кровь? Все ваши части давно уже в Сталинграде. Уходите скорей.

Я спросил:

— Кто со мной говорит?

В ответ в трубке послышались тихие голоса, затем смех. Я понял, что со мной говорил враг. Немедленно послал на линию захватить лазутчиков или выяснить, где подключались они к линии связи. Через 30 минут Турбин мне сообщил, что лазутчиков захватить или выяснить, где подключались они к линии связи, не удалось, но место обрыва в проводе нашли.

Мне стало ясно, что гитлеровская войсковая разведка, вероятно, получила задание от немецкого командования переговорить с начальником обороны Калача, чтобы мы ушли из города. Ведь мы сидим у них на «хвосте». Наша артиллерия и минометы расстреливают спускающиеся к Дону колонны. Больше того, за дни кровопролитных боев в районе Калача, по сохранившимся у меня и у подполковника К. С. Парфенова записям, гитлеровцы в схватках с нашей бригадой потеряли около 3600 убитых солдат и офицеров, 16 танков, 3 бронетранспортера, 150 повозок с имуществом, 16 грузовых машин, 18 тяжелых пулеметов, 16 минометов, 13 орудий, 15 мотоциклов, 2 самолета и много другой техники. А это их тревожило. Им нужны были силы для захвата Сталинграда.

Кроме этого, меня очень удивило предложение немецкого командования, чтобы мы — небольшое количество солдат и офицеров бригады — ушли из Калача, вместо того, чтобы уничтожить нас, как этого требовал приказ командующего 6-й немецкой армией генерала Паулюса. Я воевал с белогвардейцами всю гражданскую войну и никогда не слышал, чтобы преобладающий по численности, сильный враг после многих дней кровопролитных боев просил уйти с обороняемого объекта добровольно. Значит, героические бойцы 20-й мотострелковой бригады допекли их здорово. Враги боялись и того, что в удобный момент мы можем ударить с тыла по наступающим на Сталинград немецким войскам.

После этого предложения противника прошло уже много часов, как вдруг над нашими позициями снова появились немецкие самолеты и стали разбрасывать тысячи листовок, в которых говорилось:

«Красноармейцы, командиры и политработники 20-й мотострелковой бригады! Вы окружены, и нечего вам зря проливать свою кровь. Хотя ваша бригада хорошо укомплектована и вооружена, но вам из кольца окружения все равно не выйти, сдавайтесь! Командование немецкой армии гарантирует вам свободу и жизнь».

На провокационные листовки воины бригады ответили еще большим сплочением своих рядов.

Меня не удивляли вражеские листовки, которые фашисты разбрасывали уже не один раз, а удивило то, что в листовке немцы обращались именно к воинам 20-й мотострелковой бригады. Значит, враг теперь знал, с кем дерется. Это тревожило, ведь теперь легко можно подсчитать наши оставшиеся силы. Единственное, что успокаивало — в листовках враг пишет: «Хотя бригада хорошо укомплектована и вооружена…» Значит, противник еще думает, что бригада сильная.

Все мои догадки подтвердились спустя много лет, когда прочитал военные мемуары немецких генералов о боях под Калачом.

Сын комбрига — Владимир.

Бывший командир 3-й немецкой моторизованной дивизии генерал-лейтенант Шлемер говорил, что в августе 1942 года он предполагал, что сравнительно легко достигнет Калача и захватит мост через Дон, но он вынужден был признать, что вопреки ожиданиям легкой победы его дивизия вблизи моста через Дон у Калача испытала на себе контрудар. «Атаки русских были настолько сильны, что 3-я моторизованная дивизия должна была отступить на линию высот 146,0 — 169,8 — 174,9 — Дон». Эти строки я взял из книги Маршала Советского Союза К. С. Москаленко «На Юго-Западном направлении».

Второй немецкий генерал-майор — Дёрр в своей книге «Поход на Сталинград» пишет, что бои в районе Калача «…дали советскому командованию выигрыш во времени примерно три недели…».

Горькое признание наших противников, повествовавших о тяжелых и кровопролитных сражениях за Калач-на-Дону с отважными частями знаменитой 62-й армии в этом районе, говорит нам и о том, что воины 20-й мотострелковой бригады тоже вложили в эту победу немалую долю.

Пусть простит читатель меня за то, что я так скрупулезно веду счет суровым дням. Я пишу кровью своих погибших и раненых солдат, и мне хочется рассказать людям, и особенно молодежи, как героически дрались каждый день и каждый час их отцы и деды с фашистами в Сталинградской битве.

Вечером 29 августа противник снова нас бомбил, а 30 августа день прошел в огневой перестрелке, да прилетела зловещая «рама». Но мотострелки не почили на лаврах, они очень много трудились по укреплению обороны и исправляли разрушенные сооружения. Командование бригады и весь личный состав каждый час ожидали, что противник возобновит свои атаки, тем более что гитлеровскому командованию теперь было известно, кто обороняет Калач и переправу. Тревожило, что штаб армии не отвечает на наши позывные.

Но вдруг поздно вечером 31 августа меня вызвал к рации полковник Камынин и открытым текстом говорит: