Владислав Третьяк - Хоккейная эпопея

Впоследствии много раз я с благодарностью вспоминал те уроки.

До сих пор в сборной, подобно легенде, рассказывают историю, как Анатолий Владимирович учил хоккеистов смелости. Однажды после длинной, утомительной тренировки он вдруг объявляет:

— Со льдом покончено. Бежим в бассейн.

Дело было в ЦСКА, бассейн там в двадцати метрах от Дворца спорта. Прибежали ребята, разделись, ждут, что дальше делать. Тарасов показывает на Бориса Майорова:

— За славным капитаном команды все на пятиметровую вышку бегом марш! А оттуда — головой вниз! Ну-ка, Боря!

Майоров поднимается и нерешительно идет к вышке, а Сологубов ему шепчет:

— Ты попроси Тарасова — пусть он вначале сам покажет. Борис мгновенно сориентировался:

— Анатолий Владимирович, а мы не знаем, как надо прыгать вниз головой. Просим показать.

Все сидят на скамеечке, с интересом смотрят. А тренер, как он потом говорил, ни разу в жизни не нырял и вообще высоты побаивался. Пошел он на вышку. Хорошо, что навстречу ему попался один настоящий прыгун. "Вы, — говорит, — не отталкивайтесь, а просто падайте на воду головой вниз".

Тарасов смело встал на краю мостика, задумался на минуту и прыгнул. И, конечно, плашмя ударился о воду. Но зато вслед за

ним прыгнули все остальные. И не по одному разу. На вышку полез даже хоккеист, который не умел плавать. Его отговаривают: тебе, дескать, нырять не обязательно, посиди. А он:

— Еще подумает тренер, что я трус. Всей командой потом его выуживали из бассейна. А как наши наставники учили защитников ловить на себя шайбу! Они ставили игрока в ворота — в полной амуниции, но без клюшки и с синей линии его "расстреливали". Защитник должен был отбивать шайбу своим телом. Все через это прошли. А почему, вы думаете, так отчаянно смело ложились под шайбу Рагулин, Давыдов, Ромишевский, Кузькин, Брежнев, Зайцев?..

Хоккей — занятие само по себе суровое, а если соперник попался, мягко говоря, невоспитанный, то здесь уж надо уметь и постоять за себя.

В далеком 71-м году мы проводили за океаном серию товарищеских матчей с любительской сборной США. Американцы подобрались драчливые. Что ни игра — лезут на рожон, затевают стычки, пускают в ход кулаки. Однажды, в тот момент, когда на льду осталось трое наших хоккеистов и четыре соперника, они в очередной раз затеяли побоище. Судьи были такие нерешительные! Вижу я — дело плохо, достается нашим. А у вратарей есть неписаный закон: что бы ни происходило на площадке, стой в воротах и не вмешивайся. Обе команды в полных составах могут выяснять отношения, голкиперов же это как будто не касается. Поглядывают себе издалека, настрой берегут. Я этого правила всегда придерживался строго. Да и по натуре своей никогда драчуном не был. Но тогда, каюсь, не выдержал, вступился за своих. Зачинщик драки капитан американцев Кристиансен, наверное, долго будет помнить тот матч. Отбил я ему охоту кулаками размахивать.

Конечно, случай из ряда вон выходящий. Больше я такого не припомню. И хорошо.

Умение терпеть боль, преодолевать страх требуется, конечно, не только хоккеистам. Да и не только спортсменам вообще. Жизнь на каждом шагу проверяет нас на прочность. Кстати, хоккеистам в трудные минуты было легче, чем представителям других видов спорта. И знаете почему? Нам помогало славное прошлое нашего хоккея. Оно как благодатная, хорошо удобренная почва для корневой системы могучего дерева. Когда ты помнишь о блестящих победах твоих предшественников, когда ты воспитан на доблестных традициях, тогда силы и отвага словно удваиваются.

В 1969 году я закончил школу, а осенью успешно сдал экзамены на заочное отделение института физкультуры.

Конечно, учиться мне было нелегко. После тренировок устанешь, случалось, так, что книжки из рук валятся. Но пересиливаешь себя: черный кофе, холодный душ — и за учебники.

Уроки, уроки… Наблюдая изо дня в день за своими старшими товарищами, я старался перенять у них безоглядную, самозабвенную любовь к хоккею, привычку трудиться до седьмого пота.

Даже просто находиться в одной раздевалке со взрослыми мастерами ЦСКА было для меня радостью, я испытывал ощущение праздника, своей причастности к чему-то волнующему, большому. По ночам я, бывало, просыпался и думал: скорее бы утро — снова оказаться рядом с новыми товарищами, снова окунуться в атмосферу праздника. Очень долго не проходило это ощущение.

Великий труженик хоккея Анатолий Фирсов был для меня примером отношения к тренировке. Никто не работал больше него. Он весь состоял из упругих мышц. А каким неудержимо яростным Фирсов был в игре! Выходил он на площадку, и трибуны сразу начинали гудеть в предвкушении гола. Фирсовского "щелчка" смертельно боялись вратари. Шайбу он посылал с такой силой и скоростью, что уследить за ней было невозможно. Мы особенно ценили Анатолия за то, что в трудные минуты он умел повести за собой команду, сплотить ребят. Он был капитаном ЦСКА, играющим тренером. Как жаль, что не удалось ему встретиться на льду с канадскими профессионалами… Какая бы захватывающая это была дуэль — Фирсов против Эспозито! В 1972 году Анатолий, по моему мнению, вполне заслужил включения в сборную СССР — он тогда играл великолепно, а в начале года стал трехкратным олимпийским чемпионом, но, увы, сложилось так, что за океан Фирсов не поехал… '

…Прошло некоторое время, и ко мне пристало прозвище — "Дзурилла". Наверное, потому, что у меня и у блиставшего тогда

чехословацкого вратаря были похожие имена — Владислав, Вла-до. Я ничего против не имел, моему самолюбию даже льстило, что армейцы хоть и косвенно, но ставят меня рядом с великим голкипером. Первым вратарем ЦСКА тогда был Коля Толстиков, и "Дзу-рилла" с удовольствием носил не только свою, но и его клюшку. Коля меня многому научил. Ученик же в итоге оказался "неблагодарным" — вытеснил коллегу с первых ролей.

До сих пор у меня осталось какое-то чувство вины перед Колей, перед Лапшенковым, перед Адониным: я невольно загораживал им дорогу наверх. Психологически им было трудно заставить себя работать в полную силу, зная, что Третьяк почти наверняка останется первым вратарем. Хотя если объективно рассуждать, то какая тут вина? Разве стал бы я мешать, если бы кто-то вдруг заиграл лучше меня?..

Я уже был первым вратарем ЦСКА, а Колину клюшку все равно носил, и никто этому у нас не удивлялся.

В 1971-м в Швейцарии состоялось мое "утверждение на должность" основного голкипера сборной СССР. Приехал я на предварительные игры чемпионата мира в Берн вторым номером, а уезжал из Женевы две недели спустя первым.

До сих пор храню в памяти ощущение силы, свежести, уверенности, которое не покидало меня весь тот сезон. Все получалось! В чемпионате страны, в неофициальных международных матчах, в главных турнирах — везде… Вот был сезон!