Федор Боков - Весна победы

Газета «Советский боец» с приходом А. П. Барышникова стала еще боевитее и интереснее. Нужно отметить, что большая заслуга к этом была и ответственного секретаря газеты майора Арташеса Саркисовича Тертеряна. В редакцию он пришел с должности помощника начальника штаба полка и хорошо знал жизнь войск. Он был прекрасным организатором и неистощимым автором метких заголовков, остроумных «Фитилей», огненных передовиц. Многие его материалы специалисты считали журналистскими находками. А. С. Тертерян длительное время был заместителем главного редактора «Литературной газеты». Отлично работал и заместитель редактора нашей армейской газеты А. И. Шифман.

У всех сотрудников редакции газеты была характерная черта — стремление искать яркие и убедительные материалы на передовой, в тех частях, что находились на направлении главного удара. И когда возникала необходимость, они сражались с фашистами вместе с бойцами, о ком хотели писать. Многие из них показывали примеры мужества, героизма и самоотверженности. Так, парторг редакции майор Иван Александрович Винокуров в критическую минуту поднял красноармейцев, лично повел их в атаку, добился перелома в ходе боя, но сам геройски погиб. Посмертно он был награжден орденом Красного Знамени. В ожесточенной схватке с врагом пал и талантливый армейский поэт лейтенант Владимир Яковлевич Кудрин.

С глубоким чувством благодарности и уважения вспоминаю я всегда таких работников армейской и дивизионной печати, как В. А. Вихренко, Л. О. Речмедин, И. А. Бабенко, К. Ф. Вачнадзе, В. В. Рудим, В. А. Боровских, И. П. Донченко, А. М. Николаев, Г. И. Осипов, В. К. Золотое, Н. П. Железняк, А. В. Кизилов, М. В. Шерстобитов, С. Я. Шухман, А. Нудельман и другие. Они доносили до сознания масс слово партийной правды, воспитывали в бойцах чувства советского патриотизма и пролетарского интернационализма. Наряду с материалами о боевом опыте и успехах подразделений в наступлении газета «Советский боец» в апрельских номерах постоянно напоминала и разъясняла требования партии, правительства и командования о необходимости гуманного отношения к местному населению, призывала беречь немецкие города и села от пожаров и разрушений, высоко держать честь советского воина за рубежом нашей Родины.

Наступая в глубь Германии, мы сразу увидели, что жители крайне запуганы россказнями о «зверствах русских». О том, какой страх обуял население и какая путаница была в умах немцев, весьма характерен рассказ рядового 286-го стрелкового полка 94-й гвардейской дивизии Г. А. Сыромятникова.

— Наш первый батальон был в составе передового отряда и взял Райхенберг. После боя в поисках притаившихся гитлеровских солдат и офицеров мы стали обходить дома. В один из них на рассвете я зашел с красноармейцем Лупаном. Хозяйка сказала, что никого из посторонних нет, но вела себя очень нервозно. Это вызвало подозрение, и мы решили осмотреть квартиру. Вначале все шло нормально: обошли кухню, ряд комнат, оставалось осмотреть последнюю. Но когда мы подошли к ней, немка вдруг закрыла своим телом дверь. Мы подумали, что там скрываются гитлеровцы, и, решительно отстранив хозяйку, вошли в комнату. Здесь стояли рядышком две кровати, на которых спали в голубых ночных рубашках дети. Трудно передать, что творилось с их матерью. Она рванулась вперед, упала перед нами на колени. Лицо белое как полотно, глаза наполнились слезами.

Кое-как жестами мы ее успокоили, оставили немного сахару и вышли. Подумать только, как одурачивала немцев геббельсовская пропаганда байками о «зверствах русских»! Теперь нам стало понятно, почему в первых населенных пунктах Германии не оказалось ни одного человека, а в сараях ревел голодный и непоеный скот...

Нашу беседу Г. А. Сыромятников закончил такими словами:

— Нет, не питал зла наш воин-освободитель к немецкому народу. Не путал он нацистов со всем немецким народом. Понимал, что нужно помочь нации сбросить с себя цепи, в которые заковал ее фашизм. Об этом говорили в беседах все наши политработники, представители партийного актива, писала наша дивизионная газета.

После взятия войсками нашей армии Ной Харденберга, когда бой переместился вперед, а второй эшелон танковой бригады отдыхал и приводил себя в порядок, мы с генералом Н. Э. Берзариным, проезжая через городок, увидели у полевой кухни возле повара в белом халате, разливающего большим черпаком обед столпившимся танкистам, белобрысого мальчонку в красноармейской форме лет девяти-десяти.

Николай Эрастович тронул за плечо водителя. Машина остановилась. Вблизи мальчик показался еще меньше ростом. Берзарин рассмеялся и сказал:

— Что-то не помню в нашей армии таких низкорослых бойцов. Очутись здесь хромой Геббельс или кто-либо из его борзописной братии, обязательно напечатали бы его фотографию в газете и завопили на весь мир: силы Красной Армии иссякли, уже призвали детишек! Посмотрим-ка поближе этого мальца...

Это и впрямь было интересно. Когда мы вышли из машины, раздалась команда, красноармейцы приняли стойку «смирно».

— Вольно, вольно...

Командующий стал расспрашивать бойцов о том, как им нравится обед, о настроении, об отдыхе, о письмах из дому. Настроение у всех было отличное: ведь до Берлина остались считанные километры!

Н. Э. Берзарин слушал бойцов, а сам все время посматривал на мальчонку. Красноармейцы это заметили, и вдруг один из них, высокий, со шрамом на лице и с выбивающимся из-под пилотки каштановым чубом ефрейтор, насупив брови, хмуро сказал:

— Товарищ генерал! Где такое видано? Моих двух детей фашисты в Виннице убили, а наш повар обрядил фриденка в военную форму, да и пилотку с красной звездой ему схлопотал... Понимаю, дай ему котелок каши — это куда ни шло, пусть лопает, а вот форма, звездочка — это, думаю, негоже...

Рыжебородый повар смутился, а ефрейтор, недобро глядя на него, добавил:

— Черпаком орудуешь ловко, а вот голова у тебя, — он постучал указательным пальцем по своему лбу, — ни чуточки не варит... А варить обязана правильно, потому ты к вареву приставлен. — Затем он обратился к командарму: — Сегодня битых два часа толкую ему об этом, а он политически совсем несознательный. Подумать только, фриценку — звезду... Может, вас послушает...

Николай Эрастович ничего не ответил бойцу, только хитро прищурился и обратился к мальчику:

— Как твое имя?

Тот, сияя голубыми глазами, смущенно пожал плечами, просительно, как бы ища поддержки, посмотрел на повара и протяжно произнес:

— Не па-ни-ма... Ихь ферштейе нихт... Тогда Николай Эрастович повторил свой вопрос по-немецки.

Мальчик вежливо поклонился и ответил:

— Петер.

— Петер, — с улыбкой повторил командующий. — Хорошее имя.