Федор Боков - Весна победы

Берлинский котел. — Александерплац в огне. — На подступах к ратуше. — И на земле, и под землей. — Парламентеры имперской канцелярии

Если бы был создан календарь штурма столицы фашистской Германии, то 25 апреля 1945 года следовало бы выделить в нем красным цветом.

Вспоминается, как вечером мне позвонил член Военного совета 2-й гвардейской танковой армии генерал П. М. Латышев.

— Федор Ефимович, можете нас поздравить, — сказал он весело. — Сегодня наша гвардейская вместе с частями сорок седьмой охватила Берлин с севера и запада. Наши ребята западнее Шпандау пожали руки танкистам Четвертой гвардейской танковой армии генерала Лелюшенко. Последняя брешь для гитлеровцев закрыта. Берлин полностью окружен. Фашисты — в западне!

Я горячо поздравил своего соратника, поблагодарил его за добрую весть и сразу же сообщил эту новость командарму. Николай Эрастович, генералы А. М. Кущев, П. И. Косенко, начальник оперативного отдела полковник С. П. Петров, склонившись над картой, следили, как старший офицер оперативного отдела подполковник И. С. Гончарук измерял циркулем расстояния до ближайших от Берлина пунктов окружения противника.

В результате маневра войск 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов образовались два огромных котла. В центре одного из них находился Берлин. В лесах юго-восточнее его в другом котле оказалась франкфуртско-губенская группировка врага, большая часть войск 9-й полевой и 4-й танковой армий. Одновременно был создан и прочный внешний фронт западнее Берлина.

Результаты измерений радовали: удаление внешнего фронта достигало в районе столицы рейха 20–30, юго-западнее ее — не менее 40, а южнее — 80 километров.

В дверях показался с красной папкой в руках начальник отдела штаба армии подполковник Б. И. Седов. По его глазам было видно, что он пришел с каким-то важным известием. Так и оказалось: в этот день войска 5-й гвардейской армии 1-го Украинского фронта встретились с передовыми патрулями 1-й американской армии.

25 апреля можно считать и днем праздника наших военных железнодорожников, действовавших под руководством заместителя командующего 1-м Белорусским фронтом по тылу генерал-лейтенанта Н. А. Антипенко и начальника военно-восстановительных работ военных сообщений генерала Н. В. Борисова. Всего за два дня воины-транспортники сумели восстановить разрушенные пути и подвезти на станцию Берлин-Лихтенберг тяжелые орудия, открывшие огонь по центру Берлина.

Начальник тыла армии генерал-майор Н. В. Серденко, зайдя вечером в Военный совет, рассказал, что первым поездом кроме орудий и снарядов доставлены продукты питания, среди Которых есть даже молоко.

— Молоко?! — обрадовался командарм. — Вот это дело. Молодцы тыловики! Сейчас же организуйте его доставку раненым и не забудьте о голодных немецких детишках. Вот один из адресов...

Он вынул блокнот из планшета и предложил генералу Н. В. Серденко записать адрес.

— Там новорожденные немецкие мальцы. И проверьте, в чем они еще нуждаются. Помогите им.

Да, память у командарма была отменная. При упоминании о молоке у меня сразу возник перед глазами немецкий родильный дом, который мы случайно посетили в тот день. По пути в 94-ю гвардейскую в Лихтенберге наше внимание привлекла средних лет женщина в клетчатой косынке. Рыдая, она что-то объясняла словами и жестами нашей медсестре. Мы остановили машину и подошли к женщине.

— Что у вас за горе? Почему слезы? Вас обидели? — участливо спросил Николай Эрастович.

Немка кивнула на подвал, потом проговорила:

— Киндер. Кляйне киндер... — Она, полуобернувшись, жестом пригласила нас пройти вслед за ней вниз.

— Маленькие дети? — недоуменно повторил ее слова командарм. — А плачем почему? Пойдемте посмотрим...

Мы стали спускаться вниз, но нас остановил майор в черной кожанке, перепоясанной офицерским ремнем:

— Товарищи генералы! Так не положено...

— То есть как не положено? — вскипел Николай Эрастович и с подозрением посмотрел на майора.

Но тот представился, как положено по уставу, и сказал:

— Вражеские снайперы то и дело стреляют с чердаков и из подвалов в наших офицеров. А генералы — это совсем заманчивая для них цель. Как бы здесь не было беды. Я должен проверить, нет ли там гитлеровцев...

Через пару минут из подвала вышла группа бойцов.

— Можно идти, товарищ генерал, — доложил офицер. — Все в порядке...

Мы спустились вниз, и перед нами открылась не совсем обычная картина. В просторном и сухом подвале стояли больничные койки, на которых лежали рядком четырнадцать закутанных в голубые одеяльца младенцев. Возле них хлопотали три немки. В глубине подвала на койках лежали роженицы. Неподалеку ярусами высились корзинки с пустыми бутылочками из-под молока и молочной смеси. Старшая медсестра объяснила с отчаянием в голосе: сами сутки голодные, у матерей пропало молоко, детишкам нечего дать...

Мы успокоили немку. Берзарин поручил майору доставить из ближайшей кухни питание на несколько дней для медицинского персонала, приказал вывесить над подвалом флаг с красным крестом и сказал адъютанту:

— Напомните мне, как вернемся в штаб: надо дать распоряжение о немедленном снабжении всех родильных домов и больниц продуктами, особенно молоком, и медикаментами...

И теперь, когда генерал Н. В. Серденко доложил Николаю Эрастовичу о прибытии состава с продуктами, он, видимо, вспомнил родильный дом в Лихтенберге и подтвердил свое приказание.

Начальник тыла армии ушел, а на стол Н. Э. Берзарина положили только что прибывшее боевое распоряжение командующего 1-м Белорусским фронтом. Из него следовало, что основная задача войск 5-й ударной армии оставалась прежней — овладение центром Берлина, в том числе имперской канцелярией, и одновременно в течение дня во взаимодействии с 3-й ударной армией — северной частью Берлина. Нам устанавливалась новая разграничительная линия с 8-й гвардейской армией, а именно: до Карлсхорста — прежняя, далее — южная опушка сада на восточной окраине Трептов, железнодорожный мост у изгиба канала (4 км западнее Карлсхорста), канал, Потсдамский вокзал — все пункты для 5-й ударной армии включительно [33] ЦАМО, ф. 333, оп. 20899, д. 2, л. 140. .

Наш Военный совет воспринял дополнительную частную задачу о нанесении удара по северной части Берлина с большим удовлетворением. Дело в том, что над двумя стрелковыми корпусами, сражавшимися на подходах к правительственным кварталам, все время — а это особенно ощущалось по мере углубления армии с восточного, юго-восточного направлений в центр Берлина — нависал карнизом фронт значительной группировки вражеских войск, обстреливавших с фланга наши наступающие части.