Коллектив авторов Биографии и мемуары - Владимир Высоцкий. Человек. Поэт. Актер

Я полагаю судьбу Высоцкого совершенной, замкнутой, счастливой. Потому что никаких поправок в нее внести невозможно. Несомненно, что его опекала его собственная звезда, перед которою он не провинился. И с этим уже ничего не поделаешь, тут уже никаких случайностей не бывает. А вот все, что сопутствует Поэту в его столь возвышенном, и столь доблестном, и столь трудном существовании, — все это какие-то необходимые детали, видите ли, без этого никак не обойдешься.

Ну да, редакторы ли какие-то, чиновники ли какие-то, но ведь они как бы получаются просто необходимыми крапинками в общей картине трагической жизни Поэта, без этого никак не обойдешься. Видимо, для этого и надобны.

Но все же, опять-таки вовлекая вас в радость того, что этот человек родился на белом свете и родился непоправимо навсегда, я и думаю, что это единственное, чем можем мы всегда утешить и себя, и тех, кто будет после нас.

Он знал, как он любим. Ну что же, может быть, это еще усугубляло сложность внутреннего положения. Между тем, принимая и никогда не отпуская от себя эту боль, я буду эту судьбу полагать совершенно сбывшейся, совершенно отрадной для человечества.

Он обладал двумя голосами — дар редкостный. Он имел голос драматического актера, который все мы в большей или меньшей степени имеем и которым выражаем свои мысли и чувства. Но он имел еще уникальный талант — он владел песней. Может быть, потому и оборвалась его жизнь так трагически рано, что тратил себя вдвойне: два голоса хлестали, два горла рвались.

Говорят, мол, что если брать по гамбургскому счету, то в песне он был сильней, чем на сцене. Я так не думаю. Его Гамлет, Лопахин, Хлопуша, другие роли на театре и в кинематографе были не менее пронзительны, в них были тот же надрыв и тот же неистовый размах, что и в песнях этого замечательного художника. Но песня доходчивее, проникновеннее, демократичнее, песня всепроникающа, поэтому его, конечно, лучше знали по песням. А я вспоминаю его роли и песни и вижу, что это был единый сплав. Хотя, быть может, в песнях он был выразительнее. И не потому, что они были более яростны и темпераментны, но потому, что в них он передавал те мысли, чувства и слова, которых ему недоставало в иных ролях, которые выражали его точнее.

Песни Высоцкого… Чем объяснить их феноменальную, неслыханную славу? Их все слушали, их все пели, пели для себя, но никто не мог исполнять. Это удивительно, но никто по-настоящему не пел и не споет его песен. Нужен его темперамент, нужен этот сложный, странный, надорванный, казалось, уже погибающий голос, которым он пел столько лет, ни разу его не сорвав. И только он мог на таком смертельном пределе вложить всего себя в песню — несмотря на порой непритязательный текст, несмотря на подчас уличную мелодию, песня Высоцкого становилась горьким, глубоким, философским раздумьем о жизни.

Одна из самых любимых моих песен — "Кони привередливые", — где с такой необычайной силой ему удалось выразить столь многое, что хватило б на целый трактат о жизни и смерти. Ошибка думать, будто он подлаживался под этакую псевдонародную разухабистость. Нет. В его песнях, особенно в последних, были не только чувство и страсть, но горячая мысль, мысль, постигающая мир, человека, самую суть их.

Он рано ушел. Это страшно и трагично, тем более что смерть похитила его на таком завораживающем взлете: он рос вглубь и вширь и обещал куда больше, чем успел. Он был богач и счастливец. Богач талантом, а счастье его было в том, что столько лет подряд все жадно ловили его песни — родник, утоляющий такую жажду, которую больше никто не мог утолить. Кто из артистов может похвастаться таким постоянством, такой любовью публики, какой пользовался он?

У него были песни и необыкновенно высокие, были и ниже его возможностей: творчество есть творчество, где-то выпевалось, где-то нет — это естественно. Но что же было в его песнях? За что их так любили? Едва ли я отвечу на этот вопрос, но песню поют тогда, когда она сильно и горячо задевает сокровенные струны в душе, когда она выражает и отражает время. Почему вдруг песню начинает петь весь народ, почему «Катюшу» пели? Значит, какая-то преграда рушится — и песня поэта соединяется с сердцем народа. Это произошло и с песнями Высоцкого. Его слушали, слушают и долго будут слушать. И я не сомневаюсь, что выскажу общую мысль: необходимо как можно скорее собрать все его песни (а их сотни!), необходимо как можно скорее выпустить альбом пластинок с лучшими его песнями (а их десятки и десятки), потому что его искусство — то самое, что принадлежит народу, — должно ему принадлежать.

Я не был близок с ним, мы были знакомы постольку, поскольку все актеры знакомы между собой. Но через свои песни он был всем нам чрезвычайно близок, хотя далеко еще не открылся до конца. Однажды на съемках фильма я жил в гостинице, а в соседнем номере непрерывно, день за днем, гоняли прекрасную пластинку, записанную во Франции. Я должен был учить роль, а вместо этого выучил все песни, каждое слово, каждую интонацию. Как-то после я рассказал Владимиру об этом. Он улыбнулся: «Я же не виноват…»

Это был цветок нашей земли, нашего народа и нашего времени. Это был цветок, может быть, не обладающий роскошной внешностью, но он был одуряюще ароматен. Он, как татарник, вцепился в сердца людей, которым нужны литература, барды, актеры, поэты…

Чем больше знаешь человека, тем труднее о нем рассказать. Не знаешь, какой угол зрения выбрать. Каждый из нас, проработавших с Высоцким 16 лет в Театре на Таганке, мог бы о нем рассказывать часами, но написать… Сейчас, слава богу, о нем много пишут. А после его смерти мы еле-еле смогли пробить в «Вечернюю Москву» маленькое сообщение. При жизни он пел:

И тем не менее все, кто знал его в какой-то степени, мне кажется, должны оставить свои воспоминания. Пусть это будут только разноцветные камешки для большой мозаики — жизнеописания поэта — грядущему художнику, которому по плечу придется такая масштабная работа. Ведь мы сейчас, например, знаем о Пушкине больше, чем его ближайший друг Соболевский (который, кстати, не оставил о нем воспоминаний, хотя, быть может, знал его лучше других): для него были закрыты и переписка поэта, и его дневники — весь тот архив, который всплывает и теперь по листочкам. Теперь, спустя полтора столетия.

Я не хочу проводить никаких параллелей, не хочу сравнивать ничьи судьбы, и, как сказала Марина Цветаева, «дело поэта: вскрыв — скрыть».