Владимир Владимиров - Призраки измены. Русские спецслужбы на Балтике в воспоминаниях подполковника В. В. Владимирова, 1910–1917 гг.

Основное обвинение Ренникова заключалось в том, что у немецкой аристократии Прибалтийских губерний много родственников в Германии, как среди политической, так и среди военной элиты. По его подсчетам, в Германской империи проживало 1746 родственников русских баронов. Причем подсчет велся примитивным образом, на основе русских и немецких адресных книг. Так, у Остен-Сакенов там имелось 34 родственника, у Врангелей – 9, у Ливенов, Штакельбергов, Тизенгаузенов и Энгельгардтов по 10, у Унгерн-Штербергов – 12, у Гротгусов – 13 [25] Там же. С. 111–112. . Однако журналист умалчивал не только о том, что совершенно логично и неудивительно немцам иметь родственников в Германии, но и то обстоятельство, что большинство из них принадлежало к очень дальним генеалогическим ветвям, объединенным разве что общей фамилией и гербом.

Основной акцент в книге ставился на работу немецких союзов, и в первую очередь российского Deutscher Verein, который якобы являлся не только центром культурной и общественной жизни русских немцев, но и чуть ли не германской резидентурой и центром продвижения германских интересов. При этом доказательная база враждебности этой организации опиралась в основном на слухи и бесконечные перечисления немцев на руководящих постах в прибалтийской администрации, в том числе в полиции, а также на отдельные эмоциональные публикации в российских немецкоязычных газетах. В ответ Ренникову были опубликованы две книги депутата Государственной думы барона А.Ф. Мейендорфа, скрупулезно изучившего практически каждое предъявленное обвинение и давшего аргументированный ответ [26] Мейендорф А.Ф. Дополнительные материалы к книгам А. Ренникова «В стране чудес» и Артура Тупина «Прибалтийский край и война». Голоса Балтийских немцев и отзывы русской печати. Венден: Электротипография О. Иепе, 1915. .

Селитренников был опытный журналист, но ему не удалось собрать весомых доказательств измены, а отказы «Нового времени» публиковать приходившие в редакцию опровержения лишь ставили под вопрос сами обвинения. Необходим был голос ответственного государственного служащего. В качестве затравки для шпионского дела были использованы многочисленные рапорты и письма нервнобольного ротмистра пограничной стражи И.И. Рябцева, направлявшего их во все возможные органы военной власти. Он отмечал якобы огромные масштабы германского шпионажа на островах Моонзундского архипелага [27] РГВИА. Ф. 2031. Оп. 4. Д. 24. Л. 76. . Одно из писем Рябцева попало в руки начальника города Аренсбруга полковника П.В. Родзянко, родного брата председателя Государственной думы М.В. Родзянко. История была доведена до председателя думы, который немедленно включился в создание контрразведки и борьбу с германским засильем на островах [28] Там же. Л. 331–332. . Фактический правитель Прибалтийских губерний П.Г. Курлов вспоминал о роли П.В. Родзянко в политизации конфликта. «Этот совершенно неуравновешенный человек вообразил себя генерал-губернатором, произносил зажигательные речи, позволяя себе злоупотреблять даже именем Государя Императора, и отдавал целый ряд распоряжений по гражданской части, так что мне пришлось даже запросить главнокомандующего VI-й армией: какими административными полномочиями облечен этот войсковой начальник? Поступивший ответ указал, что обязанности его ограничиваются строевой частью его дружины. Такое разъяснение дало мне возможность охладить пыл полковника Родзянко, но я вызвал вражду к себе как с его стороны, так и со стороны брата, председателя Государственной Думы, который, по-видимому, принимал деятельное участие в поддержке своего родственника».

«Расследование» немецкого шпионажа требовало более серьезных фигур, чем журналист Ренников, самовлюбленный полковник Родзянко или психически неуравновешенный ротмистр Рябцев, чье физическое и умственное переутомление не давало возможности поручить ему ведение следствия. Необходим был опытный розыскник, обладающий необходимыми полномочиями и навыками. Эстляндская и лифляндская жандармерия с недоверием относилась к лихорадочной ловле шпионов, считая ее проявлением шпиономании военных властей. Особенно скепсис усилился после дела подполковника С.Н. Мясоедова. Необходимо было также правильно выбрать точку нанесения «удара»: гнездом шпионажа, к примеру, в Риге было никого не удивить. Бонч-Бруевичем была выбрана идеальная локация острова Моонзундского архипелага (Эзель, Моон, Вормс и Даго), строящиеся в спешном порядке укрепления которых прикрывали от немецкого флота вход в Рижский залив и далее морской путь к Петрограду. Обнаруженная измена в этой ключевой точке обороны Прибалтики могла иметь эффект информационной бомбы.

Для расследования признаков немецкого шпионажа в Лифляндии и Эстляндии М.Д. Бонч-Бруевич направил помощника начальника Кронштадтского жандармского управления ротмистра В.В. Владимирова, который за две командировки (с 21 по 31 мая и с 19 по 29 июня 1915 г.) произвел масштабное расследование. Была проведена негласная агентурная разработка вызывавших подозрения личностей, опрошено 17 свидетелей, арестовано и помещено в Петропавловскую крепость 9 подозреваемых, собран компрометирующий материал против 25 представителей аристократии и влиятельных лиц немецкой диаспоры [29] Там же. Л. 3–10, 188. . В круге подозреваемых и скомпрометированных оказались три члена Государственного совета – О.Р. фон Экеспарре, П.П. фон Баранов и Ю.А. Искскуль фон Гильденбандт, автор опровержений Ренникова двоюродный брат П.А. Столыпина и один из основателей партии «Союз 17 октября» барон А.Ф. Мейендорф, бывший сенатор, гофмейстер двора граф К.К. Пален, эстляндский предводитель дворянства, бывший член Государственного совета барон Э.Н. Деллингсгаузен, один из идеологов и лидеров христиан-евангелистов России барон П.Н. Николаи, представители нескольких громких немецких фамилий, занимавших высокие военные и гражданские чины. Владимирову удалось «вплотную подобраться» даже к представителю романовской династии – правда не к Кириллу Владимировичу, как того хотело военное начальство, а к герцогу М.Г. Мекленбург-Стрелицкому, владельцу Ораниенбаума. Его жандармский ротмистр подозревал чуть ли не в подготовке шоссейных дорог и просек для удобства немецкого десанта при возможном штурме форта Красная Горка [30] ГА РФ. Ф. 4888. Оп. 3. Д. 376. Л. 29–33, 40–42. .

Ротмистр расследовал отрывочные сведения о наличии немецкой агентуры среди лифляндских и эстляндских баронов и местного населения, сигнальных точек, негласно собирая данные, фотографируя, опрашивая свидетелей, даже невольно мимолетом раскрывая коррупцию по исполнению оборонных заказов. Результатом расследования стали уголовные и административные дела против представителей ряда известных германофильской позицией представителей местной немецкой аристократии, раскрытая сеть агентуры противника. Эта миссия подробно описана в публикуемых воспоминаниях В.В. Владимирова и приложенных архивных документах и материалах расследования. На следующий день после возвращения Владимирова из командировки вдохновленный подробным отчетом и внушительными результатами Бонч-Бруевич немедленно 1 июля представил его к ордену Св. Владимира IV степени «за отлично-ревностную службу и за особые труды, вызванные обстоятельствами войны» [31] Там же. Ф. 110. Оп. 2. Д. 18828. Л. 271. .