Георгий Зимин - Истребители

Между тем Пе-2 произвел фотосъемку, и вся группа вернулась на аэродром. Тогда и выяснилось, что из-за недопустимой халатности ведомый младший лейтенант В. А. Волков приказа своего командира не слышал. Волков не был на фронте новичком, поэтому этот случай был возмутителен вдвойне. Ведомый был строго наказан. Специальным приказом этот эпизод был доведен до сведения всего летного состава дивизии. С подобными явлениями мы сталкивались не часто, и эта неприятность запомнилась надолго.

На период операции нам были поставлены задачи прикрывать с воздуха наступавшие войска 5-й и 11-й гвардейской армий и обеспечивать непосредственным сопровождением штурмовиков.

Вообще нам в предстоящих боях отводилась весьма важная роль. Были созданы две авиационные группы непосредственной поддержки пехоты и танков. Наша в составе 240-й истребительной, 1-й гвардейской и 311-й штурмовых авиадивизий должна была поддерживать 11-ю гвардейскую армию генерала К. Н. Галицкого. Другой ставилась задача поддерживать 5-ю армию генерала Н. И. Крылова. Уже по составу нашей группы видно, что, в основном, работа 240-й должна была сводиться к обеспечению действий двух штурмовых дивизий. В наземных войсках находились авиационные представители [321] с радиостанциями, от работы которых во многом зависела эффективность бомбоштурмовых ударов наших авиационных соединений. Как и перед Белорусской операцией, летный состав выезжал на передний край для изучения системы обороны противника. Мы, истребители, приехав в 11-ю гвардейскую армию, оказались на одном из участков 31-й гвардейской стрелковой дивизии, которой командовал генерал И. Д. Бурмаков. Нас встретил офицер, и я, увидев его, очень обрадовался. Это был Константин Иванович Макарченков, с которым мы познакомились под Оршей при аналогичных обстоятельствах, когда он показывал нам передний край противника. За боевые действия в Белорусской операции он был удостоен двух правительственных наград и повышен в звании. Мы обнялись как старые боевые друзья, радуясь тому, что оба живы, и понимая, что сейчас мы стоим на пороге нового, чрезвычайно сложного испытания. Мы встретились с ним всего второй раз, но между этими встречами лежали сотни пройденных с боями километров, и нам были глубоко небезразличны судьбы друг друга. У меня было чувство, что мы с ним друзья давние и проверенные жизнью. После недолгого пребывания на переднем крае мы с Константином Ивановичем попрощались, пожелав друг другу удачи.

Облет линии фронта мы производили попутно с выполнением боевых заданий. На этом наша подготовка к операции закончилась.

* * *

Могу предположить, что некоторым читателям такое детальное изложение подготовки к операции да и — в дальнейшем моем рассказе — хода самой операции покажется лишним. Не исключаю вопроса: почему это автор-авиатор излагает обстановку как бы с позиций командира общевойскового соединения?

Думаю, что такой подход не совсем правомерен. Во-первых, каждая крупная операция всегда отличается от предыдущих, а это, в частности, определяет и специфику боевых действий авиации. Во-вторых, наступление на гумбинненском направлении было первым из проводимых нашими войсками на территории фашистской Германии. Современные военные историки классифицируют его как отдельную Гумбинненскую операцию, а начало собственно Восточно-Прусской операции относят на январь сорок пятого года. Я говорю об этом не для того, [322] чтобы вступать в научную дискуссию по вопросам периодизации войны. В данном случае для меня важен тот факт, что современная военно-историческая наука началом Восточно-Прусской операции считает январь сорок пятого года. Само по себе это говорит о том, что огромные усилия, проявленные войсками фронта в октябре 1944 года, дали более скромный результат, чем тот, на который были рассчитаны. Восточно-Прусская операция оказалась одной из самых сложных и самых трудных из тех, что были проведены нашими войсками в заключительный период войны (исключая Берлинскую). И если описывать эту операцию только по той обстановке, какая складывалась в воздухе, можно серьезным образом дезориентировать читателя, потому что в воздухе мы прочно удерживали господство, и, если не считать отдельных непродолжительных вспышек активности вражеской авиации, оказать нам сколько-нибудь серьезное сопротивление она уже не могла. Основной задачей нашей 240-й дивизии на длительный период стала задача по обеспечению боевой работы «илов». Другими словами, как и наши друзья-штурмовики, мы были накрепко «привязаны» к земле — к тому, что ежедневно, ежечасно происходило на поле боя. И потому мой рассказ именно об этом.

* * *

Утром 16 октября 1944 года наши истребители группами вылетали к линии фронта, где передовые батальоны 11-й гвардейской армии проводили разведку боем. Было установлено, что на первой позиции обороны основные силы противник сосредоточил во второй и третьей линиях траншей, куда и был спланирован огонь артиллерии.

Началась двухчасовая артиллерийская подготовка. В это время бомбардировочная и штурмовая авиация нанесла удары по штабам и узлам связи, по артиллерийским и минометным позициям. Много работы было у штурмовиков: обычно, когда артогонь переносят в глубь обороны, на переднем крае оживают неподавленные огневые точки, и по ним работают штурмовики. Рядом о ними наши истребители. Пехотинцы активнее атакуют, когда с воздуха их поддерживает авиация. В первые часы начавшегося наступления наши стрелковые части при сильной поддержке авиации продвигались довольно успешно.

Немецкая авиация сначала действовала осторожно: изредка появлялись небольшими группами «мессершмитты» [323] и пытались атаковать наших «горбатых». С одной такой группой провела бой четверка летчиков 86-го гвардейского авиаполка под командованием капитана П. К. Лобаса. Шесть «мессеров» (они шли двумя тройками) с ходу попытались ударить по нашим Ил-2, которые действовали южнее города Ширвиндт. Одну тройку связала боем пара: старший лейтенант В. Т. Василец и младший лейтенант Л. П. Назаркин. Она сбила один Ме-109. С другой тройкой Ме-109 бой вел капитан П. К. Лобас со своим ведомым младшим лейтенантом Н. И. Тепиным, который тоже сбил «мессершмитт». Потеряв два самолета, гитлеровцы не стали дальше искушать судьбу и ушли на запад.

По мере развития нашего наступления стало возрастать сопротивление противника и на земле, и в воздухе. Западнее и юго-западнее Вилкавишкиса гитлеровцы попытались наносить удары по боевым порядкам наших войск группами от 8 до 48 самолетов. Разгорелись воздушные бои, в которых сразу же стало очевидным подавляющее превосходство нашей авиации. Налеты бомбардировщиков отражались с большими потерями для врага.