Георгий Зимин - Истребители

...Утром 15 апреля руководящий состав дивизии был готов к вылету для изучения маршрута перелета. Погода была такая, что только хорошо подготовленного летчика можно было выпустить. Десятибалльная облачность на высоте 50–70 метров, видимость не больше 3–4 километров. Я решил час подождать. За это время погода улучшилась не намного, но для меня важной была сама тенденция к улучшению.

Только собрался подать команду на взлет, подбежал ко мне офицер и протянул телеграмму. Вижу, что не из штаба воздушной армии. Сразу приходит настороженность — это безотчетно, в одно мгновенье.

Сообщение послано мне командованием 31-й гвардейской стрелковой дивизии. Медленно читаю. Константин Иванович Макарченков — командир, прошедший с боями всю Белоруссию и Восточную Пруссию, спасший мне жизнь, тяжело ранен разрывной пулей в грудь, состояние — безнадежное.

Все это как-то не сразу до меня доходит. Читаю еще раз: «Состояние — безнадежное». Дальше говорится, что жена Константина Ивановича и три маленькие дочки находятся в эвакуации в городе Андижан Узбекской ССР. Почтового адреса не сообщали.

Разговаривать об этом с К. И. Макарченковым мне не приходилось. При редких встречах мы радовались тому, что увиделись, и тому, что оба живы. А теперь я вдруг почувствовал необычайную душевную горечь и тяжесть. Привыкший в любой ситуации действовать, я, быть может, оттого внутренне и воспротивился полученному известию, что не представлял себе, что я могу сейчас сделать. Что-то должен был и сделал бы в других обстоятельствах... Вокруг меня стояли командиры полков и эскадрилий, ожидавшие от меня команды на взлет. Еще десятки летчиков готовились получить эту команду через несколько часов. С ощущением неясной вины за то, что все складывается таким образом, я подал команду на взлет...

Погода была — предел возможностей хорошо подготовленных летчиков. Командиры полков и эскадрилий в район встречи прибыли в назначенное время, построились в колонну и легли на курс. Впереди должна быть Висла, но мы увидели не реку, а целое море. Был апрель, в устье реки сильный разлив, и многие населенные пункты затопило. Полетные карты старого издания не соответствовали реально увиденной местности. Все реки [399] изменили конфигурацию береговой линии и сам ландшафт. На маршруте были новые шоссейные и железные дороги, появились незнакомые населенные пункты, изменились контуры многих лесных массивов, а иных вовсе не было на карте. Было очевидно, как трудно будет ориентироваться ведущим групп, когда будет перелет всей дивизии. Некоторые командиры эскадрилий, недавно назначенные на эту должность, имеют еще недостаточный опыт перелета в таких условиях и их необходимо подстраховать опытными летчиками из руководства полков, подумалось мне. В конце маршрута, при подходе к аэродрому посадки, погода еще более усложнилась, видимость стала хуже. В дальнейшем погода не улучшилась, но и не ухудшилась, а это было очень важно.

И все-таки с учетом всех принятых мер подготовки перебазирование, к нашему счастью, прошло вполне нормально. Предосторожности оказались не только нужными, но и крайне необходимыми. Удача стала возможной только благодаря хорошей подготовке всего летного и руководящего состава полков и, конечно, проведенных подготовительных мероприятий и особенно важного из них — рекогносцировочного полета ведущих групп по указанному маршруту до аэродрома посадки и обратно.

Хотелось бы обратить внимание читателя, что все перелеты истребителей на другие фронты происходили, как правило, с лидированием их экипажами бомбардировщиков и в условиях хорошей, устойчивой погоды.

Можно с полной уверенностью сказать, что в таких сложных метеоусловиях нигде и никогда в ходе войны истребители, да еще в составе дивизии, самостоятельно и без лидеров не перебазировались, особенно на другой фронт. Во всяком случае, об этом я не слыхал и не читал ничего подобного в мемуарной литературе. А вот что было, то было: порой и в простых погодных условиях, да еще с лидером, — блуждали и не только блуждали, но и садились на аэродромы, занятые противником...

Перелет частей дивизии стал, кроме того, прекрасной подготовкой летчиков к действиям в завершающей, Берлинской, операции, проходившей в исключительно сложных условиях.

...Закончить главу мне хотелось бы воспоминанием, относящимся к послевоенному времени.

В начале пятидесятых годов какие-то дела однажды привели меня в Черновицкий обком КПУ. И там, в здании [400] обкома, я встретил Константина Ивановича Макарченкова. Выжил Костя!

С тех пор мы, старые друзья, встречались еще не раз.

Над Берлином

Доверие участвовать в Берлинской операции личный состав дивизии воспринял как большую честь. Всем нам было ясно, что под фашистской столицей сосредоточены большие силы, и тот факт, что наше соединение перебросили на это направление, сам по себе свидетельствовал о его боевых заслугах. Поэтому личный состав готовился к операции с большим подъемом.

Предстояли, конечно, очень нелегкие бои и на земле, и в воздухе. Восточнее Берлина гитлеровцы сколотили сильнейшую группировку. Сюда были стянуты наиболее боеспособные войска, которыми еще располагал вермахт.

Берлинская группировка врага имела в своем составе до одного миллиона человек, 10400 орудий и минометов, 1500 танков и штурмовых орудий и более 3 миллионов фаустпатронов. Существенным моментом было наличие у противника крупных авиационных сил. Под Берлином враг сосредоточил 3300 боевых самолетов. Непосредственно в берлинской зоне было 2000 самолетов, из которых 70 процентов составляли истребители, в числе которых было до 120 реактивных Ме-262, а также самолеты-снаряды. Берлинская зона имела развитую сеть аэродромов, что обеспечивало противнику широкий маневр силами ВВС. Здесь же были сосредоточены сотни зенитных батарей. Непосредственно в районе Берлина находилось 600 зенитных орудий.

* * *

Как только полки 240-й дивизии произвели посадку, я вылетел в штаб 16-й воздушной армии. Командующего армией генерал-полковника авиации С. И. Руденко я не застал и представился начальнику штаба армии генерал-лейтенанту авиации П. И. Брайко. Доложил ему о составе и уровне подготовки соединения, сказал, что полки готовы к перелету на оперативные аэродромы, и попросил радиостанции на каждый аэродром, поскольку наши наземные эшелоны еще не прибыли. К моему огорчению, резервных радиостанций не оказалось. Генерал П. И. Брайко распорядился ждать наземные эшелоны и [401] только после этого перебазироваться на оперативные аэродромы.

Я узнал, что начало наступления планируется на 16 апреля, что решением командующего воздушной армией нашей дивизии поставлена задача вести свободную охоту, но окончательно она будет сформулирована после готовности дивизии к боевым действиям. Потом П. И. Брайко вызвал начальников оперативного и разведывательного отделов, начальника связи и штурмана армии и приказал им ввести меня в курс боевой обстановки. Времени для этого оставалось крайне мало.