Георгий Зимин - Истребители

Из оперативно-разведывательной информации мы знали, что попавшие в начале октября в окружение части 50, 3 и 13-й армий к 23 октября вышли из окружения и заняли оборону на рубеже Белев, Мценск, Поныри, Льгов. Несколько позже нам сообщили, что по приказу Ставки части Брянского фронта отошли на рубеж Дубна, Плавск, Верховье, Ливны, Касторное, сосредоточив основные силы в районе Тулы и на елецком направлении. Тула прикрывала южные подступы к Москве, Елец закрывал противнику дальнейшее продвижение на восток, к Липецку.

В ходе сентябрьских и октябрьских боев мы уже почувствовали что-то неладное в использовании авиации. Мы знали, что в ВВС фронта насчитывается примерно 100–120 исправных самолетов. К этому надо было бы добавить пять авиаполков прибывшей 6-й резервной авиагруппы. [69] Но в воздухе мы не ощущали поддержки. Всегда и везде мы были по отношению к противнику в меньшинстве. В лучшем случае — меньше вдвое, в худшем — впятеро. Там, где в воздухе действовала наша группа — а мы воевали над обширной территорией, — ни разу не встречались другие наши самолеты. В чем дело? Где наша авиация? Плохо умеем воевать? Вроде бы нет. Наоборот: мы быстро набирались опыта и изо дня в день наносили противнику чувствительный урон. Тогда почему в воздухе нас всегда так мало и всегда мы вынуждены обороняться?

Не сразу ответ на этот вопрос мы нашли в том, что кроме нас, то есть частей фронтового подчинения, есть еще авиация и ее немало (!) в распоряжении командования общевойсковых армий. И получалась такая картина: мы — истребительный полк фронтового подчинения — действуем в интересах фронта над огромным, часто непосильным по охвату для наших сил районом, а в то же время такой же истребительный полк, а то и два-три сразу действуют на сравнительно узком участке в интересах только одной армии. Допустим, в полосе общевойскового объединения на несколько дней наступает затишье. В то же время создалась тяжелая обстановка на другом участке фронта, и это грозит неприятными последствиями для всего фронта в целом. Надо бы сосредоточить в такой момент усилия авиации на опасном направлении, надо — классический случай! — использовать авиацию массированно для нанесения по врагу мощных ударов. Но командующий фронтом даже в этом случае не может привлекать авиацию армейского подчинения. Не вправе. И это положение узаконено строжайшей директивой. В результате авиация на фронте распылена, там, где надо ее сосредоточить, ее нет, не хватает, в воздухе нас всегда меньше, чем фашистов, работаем мы с перенапряжением и, конечно, постоянно обороняемся.

И все-таки, несмотря на все осложняющие обстоятельства, гитлеровцы, встречая упорное сопротивление, вынуждены были задерживаться на каждом рубеже и теряли темпы продвижения. Ценой больших усилий к концу октября противник подошел к Туле.

Битва за город продолжалась сорок пять дней и ночей. Сплоченная партийной волей, проникнутая духом пролетарской дисциплины, рабочая Тула выстояла.

Наш 42-й истребительный авиаполк перебазировался на полевой аэродром, расположенный в сорока километрах [70] восточнее Тулы. По соседству с нами находились 509-й истребительный и 74-й штурмовой авиаполки, так же, как и наш, очень малочисленные, понесшие большие потери. Немецкие бомбардировщики накатывались на нас волнами, а мы не имели достаточно сил, чтобы отражать эти беспрерывные налеты. Навстречу врагу вылетали остатки нашего и соседних полков. В те дни соотношение сил в воздухе было особенно неблагоприятным для нас. Малыми силами мы старались срывать прицельное бомбометание. Это было не просто, поскольку немецкие бомбардировщики ходили под надежным прикрытием истребителей.

Состав наших групп определялся одним фактором: количеством исправных самолетов. Резерва не оставалось нигде. Если было шесть готовых к бою самолетов — вылетали шестеркой, если три — звеном. Чтобы использовать каждую машину с максимальной отдачей, летали самые подготовленные и опытные летчики. Летали непрерывно. Переутомление людей было очевидным, но иного выхода не было.

Все командование ВВС Брянского фронта размещалось на нашем аэродроме. Командующий ВВС фронта генерал Ф. П. Полынин, военком бригадный комиссар С. Н. Ромазанов и другие стояли почти у каждого самолета-истребителя, который готовился к повторному вылету, и торопили, чтобы работа шла быстрее. Если требовалось применить власть, чтобы ускорить подготовку к вылету, они это делали незамедлительно. Такова была обстановка под Тулой.

В один из таких дней мы вылетели по тревоге двумя звеньями в район севернее Плавска. Там были встречены восемь бомбардировщиков под прикрытием шести истребителей. Истребители шли метров на 500–600 выше, и было похоже, что нас они не видели. Я подал команду: «Все атакуем бомбардировщиков», и сам атаковал ведущего.

Удар для гитлеровцев оказался неожиданным. Они сразу потеряли три Ю-87. Я сбил ведущего, строй бомбардировщиков рассыпался, но в образовавшейся суматохе, когда смешались наши и вражеские истребители, мои ведомые, увлеченные атакой, от меня оторвались. И тут же на меня сверху попарно ринулись четыре Ме-109. Их я видел, поэтому энергичным маневром вышел из-под атаки. Но в группе прикрытия была еще одна пара «мессеров», за которой в тот момент я уследить не мог. Пока [71] мое внимание было прикопано к четверке, те могли меня сбить. Я увидел опасность с опозданием, когда трасса огня уже прошла над моей головой. Сделал разворот влево, стараясь при этом не терять из виду вражескую четверку. И в это время появился мой ведомый — комиссар эскадрильи старший лейтенант Н. Д. Рузин. Он видел ту пару, которая меня атаковала, и удачной очередью сбил ведомого. Теперь мы вели бой с четверкой Ме-109 парой.

Вскоре я увидел, что звено лейтенанта Александра Котова бьется с другой четверкой Ме-109, которая, вероятно, подошла на усиление. А может быть, я ее просто раньше не видел.

Выбрав момент, мы с Рузиным присоединились к Котову и продолжали драться уже в общем боевом порядке, поддерживая друг друга. Маневренные качества Ме-109 были лучше, чем у «мигов», поэтому вести бой было нелегко. В какой-то момент звено «мессеров» атаковало нашу пару сверху и сзади. Трассы огня накрыли мой самолет. Я только и сумел втянуть голову в плечи. Гитлеровец сидел у меня на хвосте, и это самое тревожное, что может случиться в воздушном бою.

И вдруг огонь прекратился.

В критический момент ко мне на помощь устремился Котов, который одной очередью сбил ведущего атаковавшей меня четверки Ме-109 и спас меня от гибели. Вслед за ним подоспели лейтенанты Демьян Романенко и Владимир Миронов. Оттягивая бой на свою территорию, мы вскоре оторвались от них. Потеряв своего ведущего, «мессеры» сразу утратили прыткость и, уворачиваясь от боя, ушли на юг.