Валентин Бережков - Страницы дипломатической истории

Первая беседа Гарримана с новым президентом состоялась 20 апреля. Из того, как сам Гарриман описывает эту первую встречу с новым президентом США, видно, что он всячески пытался настроить его на более «твердый» курс по отношению к Советскому Союзу. Впрочем, посол признал, что Москва проводит по отношению к Соединенным Штатам и Англии политику сотрудничества, но вместе с тем он резко осудил политическое развитие в Восточной Европе. Ничего иного от Гарримана как представителя крупных промышленно-финансовых интересов США, конечно, нельзя было в то время ожидать.

Разумеется, никаких нарушений Советским Союзом имевшейся договоренности не было. Дело обстояло по-иному. Заинтересованность советской стороны в том, чтобы в странах этого региона, особенно в тех, которые непосредственно граничили с СССР, возникли дружественные режимы, вызывала отрицательную реакцию капиталистических кругов Запада. Они усматривали в этом угрозу для своих социально-политических позиций. Именно этим руководствовался Гарриман, информируя нового президента. Он высказал мнение, что, поскольку «русские нуждаются в американской помощи для послевоенного восстановления», они не захотят порывать с США, а посему Вашингтон может без серьезного риска занять «жесткие» позиции по всем важнейшим вопросам.

Трумэну это понравилось. Он сказал: «Я не боюсь русских. Я буду с ними твердым, но справедливым. Во всяком случае, русские нуждаются в нас больше, чем мы в них».

После этого Гарриман принялся говорить о том, что, несмотря на все сложности, он считает возможным «достичь рабочих взаимоотношений с русскими», добавив, что «обе стороны должны будут сделать уступки в процессе взаимного торга». Трумэн согласился, что было бы нереалистично рассчитывать на стопроцентное советское согласие с американскими предложениями. Он рассчитывает на 85 %. Тем самым новый президент дал понять, что намерен вынудить Москву пойти на серьезные уступки. «Я сразу же почувствовал большое уважение к Трумэну», — подытожил эту часть беседы Гарриман.

Затем обсуждалась польская проблема. Посол, напомнив требования западных держав, предупредил, что дальнейшее давление на Москву может вызвать осложнения, что СССР, возможно, не согласится участвовать в новой международной организации, и спросил:

— Будет ли президент готов развивать планы создания Организации Объединенных Наций, даже если русские уйдут из нее?

Трумэн понял, о чем спрашивает его посол, но уклонился от прямого ответа.

— Истина состоит в том, — сказал он, — что без русских не будет никакой всемирной организации.

Вероятно, кое-кто в США думал тогда о том, что будущая международная организация может действовать и «без русских», а по существу против русских. Нечего и говорить, что в такой организации безраздельно господствовали бы Соединенные Штаты. Такую организацию можно было бы назвать «международной», но ни в коем случае не «всемирной».

Находясь в Вашингтоне, Гарриман встретился также с руководящими сотрудниками государственного департамента. Он заявил им, что настало время устранить «элемент боязни» из отношения США к Советскому Союзу и показать, что американцы «полны решимости настаивать на своем». Когда Гарримана спросили о позиции англичан, он ответил, что они «настроены еще более решительно, однако не могут действовать в одиночку» — США должны их поддержать.

Все это не могло не усилить и без того распускавшиеся в Вашингтоне пышным цветом антисоветские настроения. К приезду в американскую столицу наркома иностранных дел СССР атмосфера была уже достаточно подогрета.

Первая встреча Молотова с президентом Трумэном, состоявшаяся 22 апреля, носила протокольно-вежливый характер. Трумэн высказал восхищение советским народом, уверял, что намерен соблюдать заключенные между США и СССР соглашения, обещал позаботиться о том, чтобы обе стороны могли следовать по пути, избранному Рузвельтом. Затем были кратко затронуты вопросы, связанные с созданием новой всемирной организации безопасности, и состоялся предварительный обмен мнениями по польской ситуации. Каждая из сторон изложила свою, уже известную позицию.

На следующий день, 23 апреля, Трумэн созвал в Белом доме специальное совещание, на которое были приглашены руководящие деятели американского правительства: Стеттиниус, Стимсон, Форрестол, Леги, Маршалл, Кинг, а также посол Гарриман и глава военной миссии США в СССР генерал Дин. Государственный секретарь Стеттиниус, который сделал несколько вступительных замечаний, заявил, что в польском вопросе «возник полный тупик».

Через несколько часов Трумэн должен был снова встретиться с Молотовым, и потому он хотел проиграть сценарий предстоящей беседы, проверить намеченную аргументацию на своих советниках. Трумэн начал с того, что должен дать бой русским либо сейчас, либо никогда. Он намерен при всех условиях продвигать дальше планы в отношении новой международной организации и «если русские не присоединятся к нам, то пусть идут к дьяволу».

Итак, президент окончательно решил, что может обойтись в новой международной организации без Советского Союза. Возможно, он даже полагал, что без СССР он окажется полновластным хозяином ООН, которую легко будет использовать против Советского Союза. Сформулировав свою новую установку, Трумэн предложил участникам совещания высказаться.

Первым слово взял военный министр Стимсон. Он ратовал за более осторожный подход, напомнив, что в важных и крупных военных делах Россия всегда держала свое слово, а часто даже делала больше, чем обещала. «Их представления о независимости и демократии в районах, которые они рассматривают жизненно важными для безопасности России, конечно, отличаются от наших, — сказал Стимсон. — Однако Соединенные Штаты могут попасть в очень опасные воды, если не выяснят, насколько серьезно Россия относится к польскому вопросу».

Особенно шокировала Стимсона «грубая откровенность», которую Трумэн предлагал применить в разговоре с наркомом иностранных дел. Стимсон выражал опасение по поводу того, что «сильные слова президента по очень важной проблеме» могут серьезно осложнить атмосферу взаимоотношений Соединенных Штатов и Советского Союза. При этом он имел в виду, в частности, заинтересованность американской стороны в помощи, которую мог оказать Советский Союз Вашингтону на Дальнем Востоке.

Генерал Маршалл также предпочитал более осмотрительный подход. «Я не знаком с политической ситуацией в Польше, — сказал он, — но с военной точки зрения полагаю, что было бы неразумно затеять ссору с русскими, потому что Сталин может задержать присоединение к войне против Японии и нам придется взять на себя всю грязную работу».