Маргарита Грачева - Счастлива без рук. Реальная история любви и зверства

Спустя какое-то время приказал мне идти в лес. И я пошла, а он замахивался на меня топором и подгонял им. Пенек, на котором будет рубить мне руки, выбрал заранее. Он пригнал меня к нему и потом стал втыкать топор в дерево, как будто разминаясь, я помню, как топор висел на стволе. Грачев что-то говорил мне, запугивал. Потом стал втыкать топор уже в пень. Был момент, когда он на некоторое время одумался, возможно, поверил, что сгущает краски и все еще можно вернуть. Мы снова подошли к машине. Я плакала и говорила ему, что мне больно, что у меня сильно затекли руки. Я их уже не чувствовала и просила, чтобы он снял стяжки и жгуты.

Потом перестала его умолять и замолчала. Я устала. Руки сильно болели, очень затекли ноги. Я не могла больше стоять на коленях, а он замахивался топором, если пыталась приподняться, и приказывал опуститься.

Дмитрий почти согласился. Около машины сказал мне отвернуть голову и часть жгутов разрубил прямо на мне, но потом снова их завязал. Сказал: «Нет, Рита, так дело не пойдет, надо довести все до конца. У тебя синяки на руках и ты грязная, сейчас я привезу тебя в город, а ты сразу сдашь меня в полицию. И я сяду ни за что. Так не пойдет».

Я, конечно, говорила, что никуда его не сдам, но он меня уже не слушал. Мама, я помню, что очень надеялась, что вы начнете меня искать. Думала об этом. Наверное, вы все равно меня бы не нашли, но я цеплялась за эту мысль как за соломинку…

— Рита, начиная с 10 часов я звонила уже всем: и вам, и маме Димы, и в полицию. Пресс-секретарь УВД, которую я знаю по работе, оказалась на выезде в Москве, участковый сказал, что он в отпуске и звонить надо не ему. А вот дежурная по городу, которая и принимает такие звонки, желанием помогать не горела. Наверное, у них существует какая-то инструкция, что надо спрашивать в таких случаях, но она задала так много неважных на тот момент вопросов, и таким равнодушным голосом, и даже не стала записывать ваш номер машины. Хотя я так просила об этом, почти кричала! Думала, вдруг остановят вас по номеру на посту ГАИ. А она меня спрашивала, по какому адресу тебя не довезли на работу. Я нервничала и не могла вспомнить новый адрес редакции, вы ведь только переехали. Интересно, когда она услышала вечером, что случилось несчастье, задумалась ли хоть на секунду, что могла тебе помочь? Ох, мне было очень не по себе тогда, внутри все сжалось в комок… коллега спросила: «Инна, у тебя все нормально?» И я, кажется, ответила, что теперь в моей жизни уже ничего не будет нормальным. Потом с твоими коллегами поехала в дежурную часть полиции. Я уже поняла, что быстрой помощи не дождаться, и это тоже было страшно. Прости, что ничем не смогла тебе помочь…

— Да не стоит уже об этом, мама. В машине мы пробыли минут пять, и он второй раз поволок меня в лес. Замахивался топором, ставил подножки, около пенька сделал мне сзади подсечку под колени, чтобы я осела. Затем стал придерживать и сказал, чтобы положила руки на пенек. Я ответила, что не буду. Он снова замахивался топором. Потом снял новые часы, его подарок, предыдущие, которые дарила ты, уже разбил раньше, обухом раздробил и эти.

Потом, я уже говорила, еще минут двадцать периодически замахивался на меня и втыкал топор в пень около рук, и я каждый раз не знала, куда он направит лезвие. Он что-то говорил, кажется, ему нравилось, что мне страшно: «Машину, говоришь, хочешь купить и водить ее. Ха-ха! Не будет у тебя ни машины, ни мужиков, даже детей не погладишь, а ведь ты так любила это делать!»

В тот момент я решила, что он вообще хочет меня убить, не думала о руках. А потом перестала его умолять и замолчала. Я устала. Руки сильно болели, очень затекли ноги. Я не могла больше стоять на коленях, а он замахивался топором, если пыталась приподняться, и приказывал опуститься. А еще запрещал мне убирать руки с пенька. Помню, что я все время глядела на него, и он сказал мне: «А ну-ка отвернись, не смотри на меня».

И я отвернулась влево, он стоял справа от меня. Тогда начал рубить, вид крови его не охладил, напротив… Он бил и бил. Я сильно кричала и все думала, почему никак не отключаюсь. Ведь я трусиха. Но сознание не уходило. А он бил и бил, наверное, ударил раз сорок. В какой-то момент подумала, что надо спасать жизнь. Я попыталась отползти, тогда он запрыгнул мне на спину и стал рубить топором по ноге. Было очень больно, помню, как тупое лезвие вонзалось в кожу, она как будто рвалась. Я перестала ползти. А он все рубил. В какой-то момент бросил фразу: «Ладно, красоту твою портить не будем», — видимо решил, что пока поиздевался достаточно. И до кислоты дело не дошло…

Грачев следил за временем, прочитал где-то, что час-полтора человек вполне может находиться с наложенными жгутами. Потом в какой-то момент приказал мне встать и идти в машину, я сделала несколько попыток, но у меня не получилось подняться. Хотя я очень старалась. Тогда он взял меня под мышки и поволок. На заднем сиденье лежало одно детское кресло и дорожная сумка. Они мешали мне сесть или лечь. Поправить я ничего не могла. Хотела лечь, но ноги не помещались, я изо всех сил старалась убрать их в салон. Боялась, что отрубит и ноги. Потом он закрыл дверь и сел на водительское сиденье, кажется, еще отправлял сообщения кому-то. А потом позвонил своей тете, родной сестре мамы. Разговор шел по громкой связи, и я слышала, как он сказал: «Все сделал! Не судите строго. Поддержи маму, побудь с ней, особенно сначала, ей будет непросто».

А еще по пути приоткрывал окно автомобиля и впускал в салон свежий воздух со словами «Какой адреналин!»

Один раз по дороге он спросил: «Ты там не померла?» — и потрогал пульс у меня на шее.

Я лежала с закрытыми глазами, старалась не смотреть на то, что осталось от моих рук. В какой-то момент поняла, что мы в городе. Дальше ты знаешь.

— Господи, как же ты все это пережила?!

Мама Грачева Ольга растила своего единственного сына Дмитрия одна. С мужем они развелись, когда Дима был совсем маленьким. Одной из причин развода было рукоприкладство. Потом Грачев-старший надолго сел в тюрьму за убийство в групповой разборке. Кто-то из соседей Грачевых вспомнил, что в детстве Дмитрий водился с плохой компанией, они забивали камнями кошек и смотрели, как те мучились. Из общеобразовательной школы Грачева отчислили из-за драки, доучивался он в вечерней. Все эти подробности выяснятся уже позже.

Ольга сына всегда поддерживала, считала сама и говорила ему, что он поступает верно. На суде по лишению Грачева родительских прав отстаивала его права как защитница. Она утверждала, что он хороший отец, восклицала: «Мой сын рос в любви!»

…На крестинах старшего сына Грачев повздорил со священником. Тот сделал замечание Дмитрию — сказал, что рукава футболки могли бы быть подлиннее, а лучше было бы в соответствии с поводом надеть рубашку. Дмитрий резко ответил, что как-нибудь сам разберется, как ему одеваться. Перепалка продолжилась, и в конце концов священник предложил Дмитрию подождать на улице, если он не уважает церковные правила. Сказал, что будет вынужден прекратить таинство, если тот будет так себя вести. Крестины все-таки были продолжены, ссору замяли. Домой друзья и родственники молодых родителей вернулись в приподнятом настроении, был накрыт общий стол. Казалось бы, и не стоило вспоминать этот неприятный эпизод. Но мама Дмитрия о нем заговорила: «Все-таки как-то неправильно повел себя священник. Мне прямо неприятно, у моего сына праздник, а он начал читать ему проповедь. Испортил настроение».