Рэнди Тараборрелли - Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему» [litres]

1938 год, Фрэнку двадцать два. Он очень хорош собой, обаятелен и самоуверен – последнее обстоятельство помогало укладывать в постель практически любую приглянувшуюся ему девушку. Нет, Нэнси Барбато никуда не делась, отношения продолжались, а связи на стороне никак невесты не касались. Фрэнк умел разделять в жизни духовное и плотское. Он изменял Нэнси исключительно с теми женщинами, с которыми она ну никак не могла пересечься – по крайней мере в обозримом будущем.

– Фрэнки мог заполучить любую, – вспоминает член «Хобокенской четверки» Фред Тамбурро. – Отчасти потому, что хорошо пел. Девушки – они певцов и артистов любят. А что до секса, так я больше таких озабоченных не знаю. Кажется, Фрэнки и змею бы трахнул, если бы девчонки поблизости не оказалось.

– Вполне можно сказать, что Фрэнки постоянно думал о сексе, – вспоминает Нэнси Вентури, одна из тогдашних подруг Синатры. – Он готов был прыгнуть на всё, что шевелится. Он и в постели был особенный. По крайней мере со мной. Очень сексуальный, очень требовательный любовник. А целовался как!.. Я уже старая, а до сих пор всё помню, каждую подробность.

– Господи, Фрэнки, да ты на сексе помешан! – воскликнула Нэнси во время первого свидания, когда они с Фрэнком обжимались на диване у нее дома.

Фрэнк стал возражать:

– Сексом я и сам с собой могу заняться, детка. И занимаюсь, притом каждый день. Ну, ты понимаешь. А сейчас я хочу заняться любовью, да так, чтоб ты вовек не забыла. Давай же, впусти Фрэнки, – мурлыкал он, расстегивая платье Нэнси. – Я покажу тебе, что такое любовь. Впусти большого Фрэнки.

– Я тогда совсем голову потеряла, – продолжает Нэнси Вентури. – Я ему отдалась. Это было в 1938 году. Местные парни и слов таких не знали, не умели девушку увлечь. А Фрэнки говорил – будто уши медом мазал. И он был не из тех, кто дело сделал – и бежать. Нет, Фрэнки оставался на всю ночь, ну или по крайней мере выскальзывал из дома ранним утром, пока мои родители не проснулись. Я чувствовала себя любимой. Но мне было всего тринадцать, даром что выглядела я на все восемнадцать. Что с меня взять? Что я в любви понимала? Однажды ночью, перед этим самым моментом, Фрэнки прошептал мне на ухо: «Я люблю тебя, Нэнси». У меня аж дыхание сперло. Думала, сердце из груди выскочит от восторга. На следующий день я об этом подружке рассказала, а она и говорит: «Ну и дура. У него невеста есть, тоже Нэнси». Тут я и поняла, что Фрэнки не мне, а ей в любви признавался. Я ему позвонила и сказала, что больше мы не увидимся. Ужасно боялась влюбиться. Боли боялась.

А как же отреагировал Фрэнк? Вот как:

– Ладно, детка, будь по-твоему. Может, еще пересечемся. В следующий раз, когда у тебя будет такой секс, вспомни обо мне.

Через три месяца Нэнси Вентури решила, что беременна.

– Я чуть с ума не сошла. Мне же было всего тринадцать лет! Кроме Фрэнки, ко мне ни один парень не прикасался. И вот я ему звоню, вся в слезах, и говорю: «Фрэнки, я беременна!» А он: «Ну и дела! Ну мы и влипли!» Я спрашиваю: «Ты что делать собираешься?» А он: «Не знаю. А ты что хочешь от меня?» Я говорю: «Хочу, чтоб мы с тобой вместе стояли перед алтарем». «Не вопрос, – говорит Фрэнки. – Только неплохо бы что-нибудь другое придумать». Помолчал и добавил: «Может, ты и права. Надо помолиться, чтобы Долли из меня котлету не сделала».

Далее Нэнси Вентури вспоминает:

– Мы с Фрэнки пошли в церковь на перекрестке Седьмой улицы и улицы Джефферсона. Преклонили колени у алтаря. Фрэнки закрыл глаза, нагнул голову и забубнил: «Боже, ты ведь знаешь, что случилось. Эта девчонка залетела. Мне теперь светит нагоняй от матери, а у меня и без того забот хватает. Так что давай, боже, устрой мне передышку, лады? Убери беременность куда хочешь. В общем, ты в таких делах лучше разбираешься. Ну, заметано? Вот и славно. Тогда аминь, и мы пошли». Я и рот раскрыла. Говорю: «Что это за молитва такая?» А Фрэнки как заорет: «Молитва как молитва, что тебе не нравится? Коротко и ясно. Сама меня в церковь затащила, так еще и хочешь, чтоб я, как пастор, соловьем разливался? Хочешь добавить пару слов – пожалуйста». И показал на Распятие. «Вот, он наверняка всё еще слушает. Валяй!»

– Я думала, сейчас нас обоих молния поразит насмерть за такие слова. Закричала как ненормальная: «Пойдем скорей отсюда! Мне страшно!»

Может, молитва Фрэнка не отличалась красноречивостью, зато она помогла. На следующее утро у Нэнси начались месячные.

– Я позвонила Фрэнки и говорю: «Сработало! Я не беременна!» А он: «Видишь, а ты крик подняла вчера. Больше не критикуй мои молитвы». Я уже собиралась трубку повесить, когда он сказал: «Понадобится чудо – обращайся, не стесняйся».

Фрэнку было двадцать три, Нэнси – двадцать один. Они успели обручиться и наслаждались серьезными, по мнению Нэнси, отношениями. Все свои побочные связи Фрэнку удавалось держать в тайне от Нэнси – до тех пор, пока он не встретил привлекательную брюнетку по имени Тони Фрэнкл (Антуанетта Делла Пента Фрэнкл) из нью-джерсийского района Лоди. Тони была чуть старше Фрэнка. Поначалу он думал, что и с Тони всё кончится так же быстро и легко, как в других случаях. Не тут-то было. Тони здорово увлеклась, призналась Фрэнку в любви и однажды заявила, что он должен на ней жениться.

– Ты с ума сошла? – возмутился Фрэнк. – Мы так не договаривались!

С Тони он зашел несколько дальше, чем с другими девушками – привез в Лоди своих родителей на семейный ужин с семьей Тони. Ели, конечно, спагетти. Долли новая пассия Фрэнка не понравилась сразу. Главным образом потому, что жила в плохом, по мнению Долли, районе. По возвращении в Хобокен Долли назвала девушку дешевкой. Фрэнк, отнюдь не бывший снобом, в очередной раз поругался с матерью.

– Эта девица тебе еще крови попьет, – убеждала Долли. – Есть в ней что-то скверное. Как она на тебя смотрит – словно кошка на мышь! А про Нэнси ты что, совсем уже забыл?

– Нэнси это не касается, – отвечал Фрэнк.

Долли задохнулась от возмущения, даже разговор не закончила. Пулей вылетела из комнаты. Впрочем, ее слова возымели действие – Фрэнк перестал звонить Тони. Она преследовала его несколько недель кряду, даже заявила, что беременна. Он был как кремень. Тогда Тони измыслила нечто новенькое. По крайней мере до нее обиженные женщины так не мстили. Она заявила на Фрэнка в полицию! Копы скрутили его сразу после ночного выступления в «Рустик кэбин», и было это двадцать второго декабря 1938 года. Обвинение звучало, мягко говоря, странно: «Нарушение клятвы».

Вот какую «телегу» накатала Тони на Фрэнка:

«Будучи совершеннолетним холостым мужчиной, сказанный Фрэнсис Синатра, обещая жениться, склонил сказанную Антуанетту Фрэнкл к сексуальным контактам, имевшим место 2 и 9 ноября сего года. До сих пор Антуанетта Фрэнкл пользовалась репутацией добропорядочной особы, а в результате контактов со сказанным Фрэнсисом Синатрой сделалась беременна».