Рэнди Тараборрелли - Фрэнк Синатра. «Я делал все по-своему» [litres]

Грустная получилась распродажа. Тина и Нэнси прямо физически чувствовали, как частями расходится по чужим рукам жизнь отца. Фрэнк то и дело отзывал Тони Оппедисано в сторонку и шептал:

– Вот золотые запонки – передай их Тине. А эту зажигалку – Фрэнки.

Тони понимающе кивал.

– Не беспокойся, дружище, будет сделано.

Всего Барбара и Фрэнк выручили два миллиона долларов.

По мере того как уходили близкие люди, Фрэнк всё больше ностальгировал по прошлому.

За полгода до смерти, в ресторане «Ла Фамилиа», Дин признавался:

– Фрэнк звонит мне, мы болтаем о том о сём. Ну, вы понимаете – как двое давних приятелей. Фрэнк всё время сворачивает на былое. Я понимаю, ему хочется говорить о старых добрых временах. Только я-то ничего доброго не помню – ни старого, ни даже нового.

Дочь Дина Мартина, Дина, вспоминает: отец пригласил в итальянский ресторан «Да Винчи» Фрэнка, Тони Оппедисано и Морта Винера. Фрэнк тогда уже носил слуховой аппарат. Весь вечер он пытался рассказать Дину какой-то анекдот про Дона Риклса. Попытки были тщетны: Фрэнк сидел слева от Дина, который давно уже оглох именно на левое ухо. Потеряв терпение, Фрэнк снял слуховой аппарат и вручил Тони со словами:

– Нацепи на Дина эту штуку!

Тони повиновался. Фрэнк повторил рассказ.

– Ты чего кричишь? – возмутился Дин. – Я не глухой!

А Фрэнк ответил:

– Что-что? Повтори, не слышу!

По старой привычке друзья продолжали хохмить сами для себя.

После этого ужина Фрэнк лишь раз говорил с Дином – в Сочельник, за несколько часов до его смерти. По свидетельству Тони Оппедисано Фрэнк завершил разговор в своей обычной манере – сказав «Прощай, папа».

Дина Мартина похоронили на кладбище «Уэствуд-Вилледж». Фрэнк хотел присутствовать на прощании, стал одеваться – но тут у него сдали нервы.

– Прости, Дин, – всхлипнул Фрэнк. – Я не могу проводить тебя в последний путь.

Родные решили, что ему лучше остаться дома.

– Фрэнк два дня в постели пролежал, – вспоминала Барбара.

Она присутствовала на похоронах, и Нэнси-младшая тоже. Тина, сама себя «загнавшая в бутылку» бойкотом, на похороны не пошла и словами утешения отца не поддержала. Плача по любимому «дядюшке Дину», младшая дочь Синатры узнала о подробностях похоронной мессы и погребения из телефонного разговора сестры с отцом.

Фрэнк, похоже, заранее заготовил фразу:

– Слишком часто меня просят сказать что-нибудь о том или ином умершем друге. Но именно сейчас мне тяжелее всего. Дин был мне братом – не по крови, по душе. Наша дружба прошла множество дорог, но не износилась. В моем сердце всегда оставался уголок для Дина. Ох, Дин! Он был словно воздух – неуловимый и необходимый.

Через шесть месяцев Фрэнк и Барбара в четвертый раз обменялись клятвами перед алтарем. Церемония состоялась в Малибу, в церкви Святой Марии, в двадцатую годовщину их супружеской жизни – одиннадцатого июля 1996 года. Фрэнку исполнился восемьдесят один год, Барбаре – шестьдесят девять.

Как читатель помнит, первая свадебная церемония Фрэнка и Барбары имела место в Палм-Спрингз, вторая и третья – в Палм-Бич и Нью-Йорке соответственно – после того, как Фрэнк аннулировал брак с Нэнси.

Что касается Барбары, Фрэнк испытывал к ней не только любовь, но и благодарность за годы заботы о нем. Сколько бессонных ночей провела Барбара, сколько слёз пролила, сколько настрадалась из-за него! Понимал ли Фрэнк полный масштаб жертв, принесенных на алтарь брака четвертой женой? Конечно, понимал. Преданность (разумеется, ему, Фрэнку Синатре!) в системе ценностей Фрэнка Синатры занимала первое место, а Барбара за двадцать лет вполне доказала: надежнее и вернее жены не сыщешь. Да, но чего это стоило Фрэнку? Тина его бойкотирует, Нэнси замкнулась, разговаривает с отцом от случая к случаю. С сыном Фрэнк никогда близок не был; правда, теперь в свете отношений с дочерьми вечная холодность сына кажется почти дружелюбием.

– Мы стали встречаться двадцать четыре года назад, и мы до сих пор вместе и до сих пор любим друг друга, – произнесла Барбара на церемонии. – Мы всё преодолели; потеряли кучу денег, играя в рулетку с людьми, достаточно глупыми, чтобы соперничать с Синатрой. Мы не расставались больше чем на несколько месяцев. Нас пытались разлучить, но мы были выше всяких козней. Наша любовь крепка и глубока, исполнена доверия и преданности. Можно ли назвать наши отношения безоблачными? Нет, порой у нас в доме штормит. Можно ли назвать нашу любовь спокойной? Едва ли. Счастливы ли мы? О да! Тысячу раз да!

Тина и Нэнси на церемонии не присутствовали в отличие от Фрэнка-младшего и Бобби Маркса.

– Я пришел тебя поздравить, папа, – сказал пятидесятидвухлетний Фрэнк-младший. Отец и сын пожали друг другу руки, и Фрэнки с улыбкой добавил: – Умеешь ты, папа, устроить переполох в курятнике!

Отец хлопнул его по спине.

– Что да, то да, сынок! У меня по этой части богатый опыт.

Подходил к концу 1996 год. Приближался восемьдесят первый день рождения Фрэнсиса Альберта Синатры.

Долли и Марти умерли.

Сэмми, Дин, Питер – умерли.

Не было в живых троих Кеннеди. Джон и Бобби трагически погибли, Джеки скончалась от рака.

Сэм Джанкана почил с миром.

Умерли Лана, Ава, Мэрилин.

И Джилли Риззо.

А те, кто остался, безнадежно постарели.

– С каждой очередной смертью друга мой отец теряет частицу души, – сокрушалась Тина Синатра.

– В последнее время мы с папой толком не общались, – признавался Фрэнк-младший. – Очень уж он был подавлен смертью Дина Мартина. Но дело не только в этом. Проблема гораздо глубже. У папы настоящая депрессия оттого, что он с каждым днем всё острее осознает факт собственной дряхлости. Он выдохся эмоционально. Он тоскует. Его угнетает смерть друзей.

Как и многие люди, пережившие близких, Фрэнк постоянно предавался воспоминаниям. Эмоции его при этом были крайне противоречивыми. Порой Фрэнку казалось, что всякий, кто вступал в его мир, знал, на что идет, что конкретно меняет на честь находиться рядом с ним, Фрэнком Синатрой, и какое наказание следует за «шаг влево, шаг вправо». А порой Фрэнка мучили угрызения совести. Например, он очень раскаивался, что бросил ради Авы жену и детей. Впрочем, переживания по этому поводу никогда не оставляли его. Что касается Питера Лоуфорда, Фрэнк полностью пересмотрел свои отношения с ним, признал себя виновным в ссоре, а Питера – незаслуженно обиженным.

– Нельзя было так поступать с Питером, – сказал Фрэнк по телефону своему хобокенскому приятелю Джои Д’Оразио (тот звонил поздравить Фрэнка с четвертой брачной церемонией).

– Молодые были, глупые, – принялся утешать Джои. – Не кори себя. Дело прошлое.