Алексей Ларионов - Лейтенантами не рождаются

На другой день, в ранние сумерки, когда было уже достаточно темно, с группой разведчиков уползли на «нейтралку» наблюдать за фрицами, изучить передний край обороны и выбрать место для очередного прохода в их тыл.

Вернулся к себе — опять ЧП. Здоровенный детина, казах Давлетшин, застрелил двоих разведчиков, закрылся в землянке, никого не пускал, грозился пристрелить любого, кто к нему сунется. Подошел старшина роты, бывалый разведчик, предложил план захвата этого солдата, я внес свои коррективы. Старшина должен уговорить Давлетшина принять ужин, который ему передадут в котелке через окно на палке. В это время я кубарем скачусь в землянку, а за мной сержант Старостин. Отрепетировали план действий в соседней землянке, подключили к выполнению еще двоих разведчиков.

Все произошло быстро: я скатился в землянку, за мной Старостин, а в окно полез старшина. Когда я вскочил на ноги и хотел наброситься на Давлетшина, в темноте запнулся за труп разведчика и головой уперся в ноги нашего «героя». Это, видимо, и спасло нам жизнь. Я ухватил его за ноги, рванул на себя, он упал, и тут разведчики прижали нас к земле, не дав Давлетшину возможности добраться до автомата.

На допросе он рассказал, что после смены решил почистить автомат, отсоединил «магазин», передернул затвор и «щелкнул», нажимая на спусковой крючок, не проверив, есть ли патрон в патроннике. Раздался выстрел, в это время в землянку спускались двое разведчиков, один случайным выстрелом был убит, а другой, ругаясь, пошел на Давлетшина. Тот с перепугу или еще по какой причине быстро воткнул «магазин» обратно и нажал на спуск. Так погиб второй разведчик. После этого солдат в истерике кричал, что убьет каждого, кто войдет в землянку. Состоялся суд, был приговор к расстрелу, но последовали помилование и отправка в штрафную роту. Позор мог быть смыт только кровью.

На другой день, утром, после завтрака, меня принимали в кандидаты партии [1] В партию я вступал добровольно перед очередным боем. Какие преимущества имели коммунисты на фронте? Никаких. Единственное преимущество — под огнем встать первым и увлечь за собой солдат в атаку или на выполнение поставленной задачи. Самоотверженно трудились члены партии и в тылу, выполняя различные хозяйственные задачи, связанные с разгромом врага. Преимуществ не имели, были дисциплинированны и достойны подражания. Все, что построено в стране за 70 лет советской власти, сделано руками народа под руководством коммунистов. . Забегая вперед, скажу, что мой кандидатский стаж составил 22 года. Я не знаю таких прецедентов. Этот случай можно было бы занести в Книгу рекордов Гиннесса.

После партийного собрания с группой разведчиков я ушел в ближний тыл за линию фронта. Проскочили передний край незаметно, немцы нас не обнаружили. Когда оказались в тылу, примерно в пяти километрах от линии фронта, натолкнулись на румын, которые начали преследовать нас. Чем бы все это кончилось, не знаю, но нам повезло. На фронте часто бывает: то «везет», то «не везет», так случается и в повседневной жизни, но на фронте чаще.

Танковый батальон выполнял локальную задачу — проводил разведку боем на том участке, где мы уходили в тыл. Командир танкового батальона не мог предположить, что на этом участке фронта у немцев по существу нет противотанковой обороны. Они ожидали наступления наших войск вдоль шоссе по направлению к Каменску, там и были сосредоточены основные противотанковые средства обороны.

Атакуя немцев на узком участке, танковый батальон смял передний край обороны фрицев и незаметно для себя оказался в их тылу. Беспрепятственное преодоление полосы обороны и отсутствие серьезного сопротивления позволило командиру принять решение — углубиться в немецкий тыл, наделать шуму, а там — будет видно.

Батальон в развернутом строю по полю устремился в нашем направлении. «Мамалыжники», преследовавшие нас, не ожидали такого поворота событий. Из атакующих они превратились в удирающих от танков, бросали на бегу оружие и даже шинели и полушубки. Для спасения своей шкуры у них был единственный путь — бежать изо всех сил в нашем направлении, что они и сделали.

Мы лежали на опушке леса и ждали разворота событий. Связи с танками у нас не было, поэтому мы вынуждены были лежать, не привлекая внимания танкистов. Они могли ошибочно принять нас за немцев и открыть огонь из пушек.

Когда рота румын приблизилась к нам на 10–15 метров, мы встали и открыли огонь из автоматов над их головами. Они остановились, подняли руки. Танкисты сообразили, что они сдаются, а вот кому — не ясно.

Знаками я приказал румынам сесть, а сам пошел к командирскому танку, чтобы решить судьбу «мамалыжников». У нас было три варианта: расстрелять, отпустить, отконвоировать в тыл. Решили обыскать их еще раз, отобрать личное оружие и гранаты, посадить всех на броню и отправить в тыл. Командиру очень не хотелось с ними возиться, он предлагал связать их и под конвоем отправить в наше расположение. Я не мог с этим согласиться, немцы уже всполошились и, наверняка, предприняли меры к закрытию прохода в своем тылу. Поэтому протащить румын через передний край обороны представлялось нереальным. Расстреливать их тоже не хотелось, уж очень жалко они выглядели, только «ротный» пытался сохранить достоинство. С другой стороны, очень заманчиво притащить сотню «мамалыжников» из немецкого тыла, это обеспечило бы нам ордена и медали. У нас же, к сожалению появилась другая задача. Поскольку танковый батальон наделал много шума, нужно было разведать, что предпринимают немцы в нашей полосе обороны и ближнем тылу.

Разместив румын на броне, договорились с комбатом, на каком участке переднего края обороны будем выходить из немецкого тыла.

Батальон без помех вернулся обратно, часть румын, видимо, постреляли немцы, некоторые из них, по всей вероятности, спрыгнули по ходу с танков, не пожелав ехать в плен.

На опушке леса мы подошли к оврагу. В нем бродили две верховые лошади в полном боевом снаряжении с седлами, в сумках — гранаты, патроны, женские меховые воротники. Одна лошадь была, видимо, командира румынской роты, вторая — его ординарца.

Я приказал связному поймать и привести лошадей. Обе выглядели заманчиво, особенно офицерская. В кавалерии служить мне не приходилось, поэтому на лошадь я едва взобрался. Она сразу поняла, с кем «имеет дело». Когда я слегка стегнул ее, она сделала «свечку» и прыгнула вперед. Вмиг я вылетел из седла, испугался больше, чем при бомбежке, и больше желания взбираться на нее у меня не было.

Среди разведчиков нашлись умельцы ездить верхом. Им была поставлена задача: по оврагу скрытно приблизиться к большому населенному пункту, понаблюдать, что в нем происходит. Если на околице немцев не обнаружат, попытаться у жителей крайних домов выяснить обстановку.