Александр Мясников - Александр III

События весны 1881 года, конечно же, будоражили страну. Стремление террористов-народовольцев вызвать «сотрясение народных умов» неожиданно выразилось в еврейских погромах на юге империи. Через шесть недель после цареубийства погромы еврейских заведений, как писал автор работ по истории еврейского народа Юлий Исидорович Гессен, «внезапно с громадной эпидемической силой охватили обширную территорию. Действительно… сказались черты стихийного характера».

В мае Александр III встретился с депутацией видных столичных евреев во главе с бароном Горацием Осиповичем Гинцбургом. Император четко и определенно заявил, что «в преступных беспорядках на юге России евреи служат только предлогом, что это дело рук анархистов» и что власть будет со всеми этими явлениями бороться.

Словам брата вторил и великий князь Владимир Александрович. Он сказал барону Гинцбургу: «Беспорядки, как теперь обнаружено правительством, имеют своим источником не возбуждение исключительно против евреев, а стремление к произведению смут вообще».

Писатель Иван Сергеевич Тургенев в это же время опубликовал во французском журнале «La Revue politique et littdraire» статью, в которой дал характеристику молодому императору:

«Что касается нигилистов, которые предполагают, что император из страха может пойти на весьма большие уступки, даже на конституцию, то они жестоко ошибаются, совершенно не учитывая его характер и энергию. Их попытки запугать могут только остановить его на том пути к либерализму, куда ведет его природная склонность; если он сделает несколько шагов в этом направлении, это будет вовсе не потому, что они его запугивают, а несмотря на то, что они угрожают ему…»

Первые мероприятия правительства Александра III подтвердили решимость властей твердо проводить провозглашенный «охранительный» курс.

14 августа 1881 года было принято «Положение о мерах к охранению государственной безопасности и общественного спокойствия». Теперь в любой губернии разрешалось вводить чрезвычайное положение «для водворения спокойствия и искоренения крамолы».

В декабре 1881 года был издан закон о прекращении с 1 января 1883 года временнообязанных отношений. К этому времени все временнообязанные крестьяне должны были перейти на обязательный выкуп. Вторым мероприятием в крестьянском вопросе явилось понижение выкупных платежей у крестьян великорусских и украинских губерний (на 1 рубль с душевого надела). Весной 1882 года правительство приняло решение об отмене подушной подати, взимание которой должно было окончательно прекратиться в 1887 году.

В 1882 году правительство учредило Крестьянский поземельный банк, который выдавал ссуды на покупку земли крестьянам. Крестьянский банк способствовал распространению частной поземельной собственности среди крестьян.

Для укрепления дворянского землевладения был создан Дворянский поземельный банк. Дворяне, по положению банка, могли получать ссуды только под залог земли. Этот акт правительства способствовал сохранению дворянских имений в условиях капиталистического развития.

В Гатчине формировалась не только внутренняя, но и внешняя политика империи. Великий князь Александр Михайлович писал:

«Мы обязаны британскому правительству тем, что Александр III очень скоро выказал всю твердость своей внешней политики. Не прошло и года по восшествии на престол молодого императора, как произошел серьезный инцидент на русско-афганской границе.

Под влиянием Англии, которая со страхом взирала на рост русского влияния в Туркестане, афганцы заняли русскую территорию по соседству с крепостью Кушкою. Командир военного округа телеграфировал Государю, испрашивая инструкций. «Выгнать и проучить как следует», — был лаконичный ответ из Гатчины. Афганцы постыдно бежали, и их преследовали несколько десятков верст наши казаки, которые хотели взять в плен английских инструкторов, бывших при афганском отряде. Но они успели скрыться.

Британский Ее королевского величества посол получил предписание выразить в С.-Петербурге резкий протест и потребовать извинений.

— Мы этого не сделаем, — сказал Император Александр III и наградил генерала Комарова, начальника пограничного отряда, орденом Св. Георгия 3-й степени. — Я не допущу ничьего посягательства на нашу территорию, — заявил Государь.

Гирс задрожал.

— Ваше величество, это может вызвать вооруженное столкновение с Англией.

— Хотя бы и так, — ответил Император.

Новая угрожающая нота пришла из Англии.

В ответ на нее Царь отдал приказ о мобилизации Балтийского флота. Это распоряжение было актом высшей степени храбрости, ибо британский военный флот превышал наши морские вооруженные силы по крайней мере в пять раз.

Прошло две недели. Лондон примолк, а затем предложил образовать комиссию для рассмотрения русско-афганского инцидента.

Европа начала смотреть другими глазами в сторону Гатчины. Молодой русский монарх оказался лицом, с которым приходилось серьезно считаться Европе.

Виновницей второго инцидента оказалась Австрия. Венское правительство противилось нашему «непрерывному вмешательству в сферу влияния Австро-Венгрии» на Балканах, и австро-венгерский посол в С.-Петербурге угрожал нам войною.

На большом обеде в Зимнем дворце, сидя за столом напротив Царя, посол начал обсуждать докучливый балканский вопрос.

Царь делал вид, что не замечает его раздраженного тона.

Посол разгорячился и даже намекнул на возможность, что Австрия мобилизует два или три корпуса.

Не изменяя своего полунасмешливого выражения, Император Александр III взял вилку, согнул ее петлей и бросил по направлению к прибору австрийского дипломата:

— Вот что я сделаю с вашими двумя или тремя мобилизованными корпусами, — спокойно сказал Царь.

— Во всем свете у нас только два верных союзника, — любил он говорить своим министрам: — наша армия и флот. Все остальные, при первой возможности, сами ополчатся против нас».

Современник Александра III искусствовед и журналист Иван Николаевич Божерянов, словно комментируя фразу императора об отсутствии подлинных союзников России, писал:

«…Ясно видно, до какой степени реальные интересы России часто приносили в жертву требованиям политической теории. Россия считала себя призванною ограждать русской кровью консервативные интересы остальных европейских народов. Если в конце XVIII века русские войска под предводительством Суворова боролись в Италии или на вершинах Альп за интересы Европы, то этим же духом проникнуты были войны, которые впоследствии вела Россия. Мы боролись не за реальные интересы России, а за консервативные интересы всей Европы.