Александр Мясников - Александр III

По прибытии в Ярославль отправились в Спасо-Преображенский собор одноименного монастыря, где путников встретил архиепископ Нил. Затем цесаревич с братом Владимиром и спутниками побывали в духовном училище, сиротском доме и Демидовском лицее. Но особое впечатление на всех произвела церковь Иоанна Предтечи в Толчкове. Пятнадцатиглавая церковь — вершина ярославской школы церковного зодчества — поразила всех не только своими размерами и совершенством композиции, но и роскошью декоративного убранства и мастерством его исполнения. Художник А. П. Боголюбов пришел в восторг, показывая цесаревичу, как удачно в отделке храма использованы фигурный кирпич и цветные расписные изразцы.

В Костроме путники задержались на два дня.

Особое впечатление на наследника престола произвел Ипатьевский монастырь. Ведь с этой обителью на берегу Волги связана не только Ипатьевская летопись — один из древнейших летописных сводов Руси, но род русских царей — Романовых. С большим интересом великие князья Александр и Владимир осмотрели здание бывших Келарских келий, которые называли в народе палатами бояр Романовых. Здесь в 1613 году и жил молодой боярин Михаил Романов незадолго до избрания его на царство. Отсюда первый Романов отправился в Москву.

А царственные путешественники 1866 года отправились в Москву из Нижнего Новгорода. Город поразил их своей панорамой, множеством пароходов и барок.

За три дня цесаревич со своими спутниками побывал в местном кремле, в Михайло-Архангельском соборе, сооруженном в 1631 году в честь победы Нижегородского ополчения в 1612 году. Посетил наследник престола женский институт, военный госпиталь, земскую больницу, женский приют. Побывал и на знаменитой ярмарке, переведенной в Нижний Новгород в 1817 году из уездного города Макарьева. Посмотрел в ярмарочном театре драму «Ришелье» и там же на ярмарке в меховом магазине купил шубу из бурой лисицы для Минни.

Я прошу Господа, чтобы Он всегда был рядом при исполнении моих обязанностей моей новой Родины, которую я уже нежно люблю.

Из «Полного послужного списка наследника цесаревича Александра Александровича»:

«1866 г. 14 сентября

— Высочайше повелено присутствовать в Государственном совете».

Александр вернулся в Петербург. До приезда Дагмары оставалась пара недель.

Не только цесаревич, но и весь двор жил в ожидании появления датской принцессы. От тягостного ожидания отвлекали дела и заботы, которых, слава Богу, хватало.

Цесаревич понимал, что в Дании, в Копенгагене, а точнее, в королевском дворце Фреденсборг, волновались не меньше, чем в Петербурге.

Потом Дагмара расскажет ему: чтобы проводить ее в далекую Россию и выразить ей свою любовь и преданность, в порту собрался, казалось, весь Копенгаген.

Среди провожающих был великий сказочник Ханс Кристиан Андерсен. Он не сдержал слез, когда принцесса, проходя рядом с ним, протянула для прощания руку. На следующий день великий сказочник напишет: «Вчера наша дорогая принцесса Дагмар прощалась с нами. За несколько дней до этого я был приглашен в королевскую семью и получил возможность сказать ей до свидания. Вчера на пристани, проходя мимо меня, она остановилась и протянула мне руку. У меня навернулись слезы. Бедное дитя! Всевышний, будь милостив и милосерден к ней!

Говорят, в Петербурге блестящий двор и прекрасная царская семья, но ведь она едет в чужую страну, где другой народ и религия, и с ней не будет никого, кто окружал ее раньше…»

Датская королевская яхта «Шлезвиг» медленно отплывала от берега в сопровождении торжественного эскорта и российской императорской яхты «Штандарт», а в воду продолжали падать цветы, принесенные горожанами в знак любви, уважения и прощания с маленькой принцессой.

Вскоре берег остался далеко позади и «Шлезвиг» взял курс на Кронштадт. День 14 сентября 1866 года выдался на редкость тихим и солнечным. Такая необыкновенно ясная и теплая погода для осени в Северной столице — большая редкость.

Министр внутренних дел Петр Александрович Валуев в своем дневнике писал: «Утром у обедни слышал гром пушечных салютов в честь приезда Дагмар. У нас три дня итальянское небо, итальянское солнце. Торжественное вступление на русскую почву словно благословляется небом. Светло, тепло, кротко и мирно на небе и на земле. Да будет это предзнаменованием и да исполнится предзнаменование. Много слез на Руси, много скорби и грусти. Да будет Дагмар им утешительницей и миротворительницей…»

Около полудня сопровождаемая «Штандартом» яхта «Шлезвиг» бросила якорь в Кронштадте. На борту «Шлезвига» вместе с принцессой Дагмарой находился и ее брат, наследный принц Фредерик.

На рейде для торжественной встречи гостей из Дании специально была выстроена русская эскадра. Невесту цесаревича встречала вся императорская семья, которая прибыла на яхте «Александрия».

Под орудийный салют Дагмара в сопровождении принца Фредерика взошла на борт «Александрии» и отправилась вместе с будущими родственниками в Петергоф. Здесь яхту и пассажиров ожидала восторженная толпа встречающих. Из Петергофа Дагмара проследовала в Царское Село вместе с императрицей Марией Александровной.

Сергей Дмитриевич Шереметев оставил такие воспоминания:

«Живо помню день приезда принцессы Дагмары. То был ясный сентябрьский день. Я был в строю Кавалергардского полка, расположенного у въезда в Большой Царскосельский дворец, ждали мы долго и нетерпеливо, ожидали видеть ту, чье имя облетело всю Россию. Вот наконец показалась четырехместная коляска прямо из Петергофа, все взоры устремились по одному направлению. Принцесса Дагмар приветливо кланялась во все стороны и на всех произвела чарующее впечатление. Дни стояли ясные, солнечные, несмотря на сентябрь. Тютчев воспел «Дагмарину неделю», то была действительно радостная и светлая неделя. Видел я, как подъехала коляска ко дворцу, воображение дополняло встречу, и слышался церковный привет: «Благословен грядый во имя Господне!»

Вслед за тем начался ряд празднеств: балы, иллюминации, фейерверки. Они, конечно, были тягостью для цесаревича. Я был на одном бале и видел, как цесаревич стоял во время кадрили около своей невесты, но это продолжалось недолго. Он решительно заявил, что танцевать не намерен, и слово это сдержал к немалому смущению придворных и семьи.

Вообще, в роли жениха цесаревич, по-видимому, был невозможен, по крайней мере, до меня доходили отзывы пюристов, находивших его поведение крайне неудобным. Он показывался в публике по обязанности, у него было отвращение ко всяким иллюминациям и фейерверкам, ко всему показному и деланному. Он, не стесняясь, делал по-своему и вызывал нетерпеливое неудовольствие родителей. В публике стали еще более жалеть невесту, лишившуюся изящного и даровитого жениха и вынужденную без любви перейти к другому — человеку грубому, неотесанному, плохо говорившему по-французски и в корне враждебному всем преданиям Готского календаря. Таков был господствовавший в придворных кругах отзыв…