Сергей Мамонтов - Походы и кони

Казалось, что все люди и лошади были ранены, кроме меня и Дуры. У стога стоял мальчишка обозный.

– Чего ты стоишь, иди работай.

Вместо ответа он задрал голову. На шее пятно крови. Тьфу ты, что же это такое, все, буквально все ранены. Я даже растерялся.

Как потом оказалось, действительно раненых было много, но большинство ран были легкие. У мальчишки была содрана кожа. То же с лошадьми. Дура была цела.

В этот момент появился Казицкий. Его появление придало мне сил и энергии. Не задавая излишних вопросов, мы стали с ним работать: выпрягать убитых лошадей, впрягать легко раненных, класть на повозки тяжело раненных, сажать за кучера легко раненного, отругав его предварительно, чтобы придать мужества. К счастью, красная батарея больше не стреляла.

Я подошел к Темерченко. Он лежал совершенно спокойно, похлестывая плетью землю.

– Ты ранен?

– Оставьте меня, господин поручик. Со мной кончено. Сами утекайте. Красные могут нагрянуть.

– Пустое. Я тебя положу на эту повозку.

Я поднял его и чуть не выпустил. Это был мешок с разбитыми костями. Кровь бежала струйками. Он не издал ни одного стона. Я положил его на повозку с пустыми гильзами снарядов, где он должен был страшно страдать от встрясок. Я даже подумал, что, пожалуй, лучше его оставить спокойно умереть на земле. Но нельзя же его покинуть. Вот и не знаешь, как лучше. Вероятно, он вскоре умер. Я часто о нем думал и думаю. Что его у нас удержало? Благодарность за Бахмач или правда то, что я слышал у сарая? Сложная вещь душа человека.

Наконец, с Казицким мы привели все в относительный порядок. Я разослал все орудия и повозки врозь в разные стороны, чтобы красная батарея их не преследовала, и назначил всем собраться у мельницы на бугре верстах в двух к югу. Сам с Казицким и Бондаренко, который держал наших лошадей, остался у стогов наблюдать, будет ли красная батарея стрелять по орудиям, и в случае чего прийти им на помощь. Но все обошлось, красные не стреляли. Тут только Казицкий сказал мне:

– Капитану Никитину снарядом оторвало ногу. Я его эвакуировал. Вам принимать батарею.

Я еще раз осмотрел место происшествия. Не забыли ли чего? У разбитой повозки сидели на снарядных ящиках два трупа обозных. В первый момент после обстрела я подумал, что они отдыхают, и хотел толкнуть. Но вовремя заметил, что черепа у них проломаны. Их так и оставили. Надо бы взять снаряды и, может быть, хомут с убитой лошади… Но ни людей, ни повозок для этого нет. Что там хомут, когда не знаешь, цела ли батарея.

Хорошо стреляли, стервецы. Конечно, под руководством офицера-предателя. Чтоб тебя большевики замучили на Лубянке. Сволочь.

Поздней Александров рассказывал, что 7-я конная батарея прошла за стогами после нас и видела эту ужасную картину: сидящие трупы, убитые лошади, изорванная упряжь, и всюду кровь и воронки. Они все же взяли снаряды.

У мельницы, за курганом, я нашел остатки того, что еще час назад было одной из лучших батарей Армии.

И тут мы с Казицким спрыгнули с лошадей и принялись, не обращая ни на что внимания, переиначивать и сколачивать батарею. Создавать из остатков новую батарею. Мы стали выпрягать, впрягать, менять солдат, менять лошадей. В конце концов мы получили трехорудийную батарею. Четвертое орудие за недостатком людей и здоровых лошадей, мы запрягли ранеными лошадьми, посадили на них раненых ездовых, вынули снаряды для облегчения и решили возить его в обозе. Я пошел осматривать раненых людей и особенно лошадей. Ведь от их состояния зависела наша возможность отступления по кубанской грязи.

У нас не было ни доктора, ни сестры милосердия, ни ветеринара. Но солдаты и казаки любят своих лошадей и сделают все от них зависящее, чтобы их вылечить. С каким облегчением я нашел, что мои коренники были лишь легко ранены. Юдин, сам раненный в плечо, лечил их, мочась на их раны.

– Юдин, ты ранен. Хочешь эвакуироваться?

– Не, я остаюсь. Не могу покинуть моих коренников. Кто будет за ними ухаживать? Нет. И рана-то моя пустяшная. Остаюсь.

Байбарак тоже решил остаться. Казаки моего орудия, среди них были раненые, ответили:

– Никуда мы не уйдем. Мы пойдем с батареей до конца.

Недаром я начал опрос со своего орудия. Следуя этим примерам, все легкораненые и в других орудиях решили остаться. Я был доволен. Батарея еще держалась и даже держалась крепко вместе. Я подошел к повозке, на которой лежали Скорняков и Абрамов. Абрамов бредил, Скорняков был слаб, но в памяти. Я ему рассказал, что произошло, и успокоил, что батарея цела.

Пока мы с Казицким сколачивали батарею и работали не покладая рук, прибежал солдат-пулеметчик.

– Капитан Погодин вас требует, господин поручик, – сказал он мне.

– Скажи ему, чтобы он катился к черту.

– Князь Авалов с ним.

– Сейчас не могу, приду, когда освобожусь.

Этого еще не хватало. Известно, что от Авалова никакой помощи, а одни разносы. Кто его известил? Наверное, этот бездельник Погодин.

Я повел вновь созданную трехорудийную батарею в поводу и поставил ее в выемку-кратер громадного холма-кургана. Это была хорошая полузакрытая позиция. Передки и коноводов увели на закрытый склон кургана.

7-я батарея хотела было встать рядом с нами, но тотчас же прилетели две гранаты, и 7-я быстро снялась и ушла. Нас же красные не беспокоили, несмотря на то что мы были совсем рядом с 7-й, но в кратере. Красные нас не видели. Убедившись, что батарея хорошо стоит, мы с Казицким пошли к Авалову, который разговаривал с Погодиным внизу под курганом. Я подошел, встал смирно, приложил руку к козырьку и начал рапорт.

– Ваше превосходительство, вторая конная генерала Дроз…

Авалов не дал мне докончить. С яростью набросился на меня:

– Поручик, у вас никакого воспитания. Вы меня прерываете, когда я говорю с вашим начальником.

Я даже рот открыл от изумления: Погодин, и наш начальник?! Вот-те здрасте. Авалов же повернулся к Погодину, делая вид, что я больше для него не существую.

– Итак, капитан, вторая батарея фактически больше не существует?..

Но я снова его прервал и весьма решительно.

– Вторая батарея находится на позиции, ваше превосходительство, и она готова к бою.

Настала очередь Авалова раскрыть рот. Он некоторое время смотрел на меня с удивлением.

– Где находится батарея?

– На вершине кургана.

– Я должен посмотреть.

– Идемте… Мне хотелось бы отплатить красной батарее, которая нам насолила.

Авалов молча прошел по батарее, внимательно все осмотрел и ушел молча, не кивнув мне даже головой, не сказав даже до свидания и, конечно, не поблагодарив за быстрое восстановление батареи. Ему казалось, что наконец-то осуществилась его мечта нас расформировать, да еще по необходимости, из-за потерь. А тут вдруг какой-то подпоручик и прапорщик из разбитой батареи создали новую, да еще в течение часа. И он, инспектор конной артиллерии, оказался в глупом положении.