Сергей Мамонтов - Походы и кони

Конечно, у нас не было надежд победить большевиков своими силами. Но коммунисты воевали с поляками, и это оттягивало их главные войска. В центральных районах России постоянно возникали крестьянские восстания, особенно сильные около Тамбова. К сожалению, эти восстания происходили, когда наших войск поблизости уже не было и мы им помочь не могли.

Мы все еще надеялись, что западные державы в конце концов прозреют, осознают опасность коммунизма и нам серьезно помогут. Вместо этого они от нас отреклись одна за другой. Большевики, прекрасные политики, распознали их слабую сторону и заманивали их интересными концессиями, понятно, если настанет мир. Первыми попались на эту удочку американцы, потом англичане очень наивно предложили нам заключить мир с большевиками! Как будто это было возможно. А когда мы отказались, они нас предали. Только французы нас не предали, но не сумели нам хорошо помочь. Франция сама трещала по швам. Греческие и французские войска, высаженные в Одессе, замитинговали, бежали при первых выстрелах и кинули на произвол судьбы наши добровольческие части. Само собой разумеется, что большевики, достигнув своих целей – чтобы англо-американцы нас покинули, – не дали им никаких концессий.

Но не нужно забывать, что мы были молоды, немного глупы и вовсе не интересовались политикой. То есть мы были прекрасными солдатами. Меня больше интересовало, как портной скроит мне синие штаны, чем иностранная политика. И все же мы еще вели долгую и упорную войну с большевиками, и у нас было несколько крупных успехов.

Наши два орудия занимали любопытный участок фронта – Арбатскую стрелку. Это название нас с братом заинтересовало, так как в Москве мы жили в районе Арбата.

Вся западная сторона Азовского моря представляет из себя почти прямую песчаную косу (волны выкидывают песок на более мелкое место). Коса тянется от города Геническа на 110 верст к югу среди моря и примыкает к Крыму, где татары выстроили когда-то крепость Арабат, которая и дала название стрелке. Ширина стрелки около 100–200 саженей. Она возвышается над морем на сажень. Справа Азовское море, слева Сиваш, или мертвое море. Около Геническа есть промоина и протока. Вот на промоине-то и находился фронт. Красные занимали Геническ на высоком берегу.

Между Крымом и стрелкой находится Сиваш. Солнце выпаривает воду, и оставшаяся вода очень солона, ширина Сиваша очень разная, от 3 до 30 верст. Это мелкая вода, по грудь человеку. Но на дне вязкий, толстый слой грязи. При завоевании Крыма наши войска принесли фашины и перешли Сиваш вброд.

Сиваш служит местом добычи соли. Известный участок огораживается грязевой загородкой, чтобы вода не приливалась. Солнце выпаривает воду, и соль сгребают лопатой. Ее складывают на стрелке в громадные «мастаба» (усеченные пирамиды). Тут же хибарки соляных сторожей. Здесь все солоно: воздух, вода в колодце, молоко коров, яйца кур. Выкупаться в Сиваше трудно – не найдешь места окунуться. Когда вылезешь, солнце уже успело осушить тело, и оно все белое – покрыто солью. Каждая царапина жжет. Надо бежать обмыть соль в Азовское море.

К северу стрелка включает в себя два острова и расширяется. Там деревни. В общем, Арбатская стрелка представляет из себя пустыню среди моря. Тут часты миражи. Вы видите вещи, которые видеть не следовало бы. Вдруг дома в полнеба, потом деревья или даже верблюд. Но чаще вы видите какую-то мешанину, не поймешь, что такое.

После хорошего отдыха в Керчи нас, прибывших из Новороссийска, отправили на фронт, чтобы сменить находившихся там. Мы поездом приехали во Владиславовку, где и ночевали. Дальше нужно было ехать на подводах. Утром я пошел осмотреть развалины крепости Арабат. Влез на башню. Крепость запирает стрелку, и, когда глядишь с башни, стрелка уходит прямо в море. Но проследить глазами стрелку невозможно, даже злило. Начинал несколько раз сначала, но успеха не добился.

Меня позвали, наши сидели уже на подводах. Ехали вдоль Сиваша. Смесь песка с солью создает прекрасный твердый грунт, где едешь, как по паркету. Свернешь налево – засосет, направо – зыбучий песок, не проедешь. Очень плохо ночевали в хижине соляного сторожа. Нас мучила жажда. Думали купанием в Азовском море ее облегчить, но стало хуже. Даже лошади отказывались пить воду из колодцев, а люди пили. А местные люди не страдали от солености всего, привыкли.

Все время думаешь о воде. Это превращается в бред. Воду чувствовали, ее видели, ее слышали. И вдруг чудо! На 55-й версте, то есть на самой середине стрелки, там, где до горизонта со всех сторон море, артезианский колодец и вода свежая, холодная, пресная, бьет с силой из завернутой книзу трубы в руку толщиной.

Невозможно описать, какая это радость! И мы, и лошади напились всласть. Тут же на песке появляется трава и растет чахлое деревце. И дальше на север, каждые десять верст есть такой же артезианский колодец, и появляется жизнь и даже деревни.

В одной деревне мне посчастливилось встретить человека, «чающего движение воды». Я с большим интересом стал его расспрашивать. Он сказал, что просто видит воду, текущую под землей, и даже может примерно определить глубину и количество воды. Когда сверлили артезианские колодцы, то инженеры его всегда спрашивали. К сожалению, подошли наши офицеры и стали шутить над стариком. Тот замолчал, и я не смог уговорить его рассказывать дальше. Очень досадно.

Фронт на стрелке был стабильный. С обеих сторон протоки были вырыты окопы. Фланги были обеспечены морем. Окопы занимали пехотинцы и даже не стреляли. Жили мы в большой деревне. Орудия стояли на постоянной позиции. Запряжки, то есть лошади, стояли неподалеку в конюшнях. Наши подводчики решили отдохнуть денек, раньше чем пускаться в обратный путь, чему я был рад, – мог повидать брата, с которым так давно не виделся и за которого так волновался. Он уезжал с нашими возвращавшимися подводами.

Пока мы были в Керчи, все время велась борьба. В нашей, 2-й конной батарее, были два орудия, а в 7-й конной были лошади и седла. Их обоз тоже отошел в Крым. Инспектор конной артиллерии решил слить обе эти батареи в одну. Вопрос был в том, какую из батарей сохранить. Но все же наше боевое прошлое победило и решили влить 7-ю в нашу. Это на бумаге. На практике получилось иначе. Мы получили прекрасных кабардинских лошадей и седла, а офицеры и солдаты 7-й ушли во вновь формирующуюся 8-ю батарею. Вот бессмысленная деятельность инспекции. Вместо того чтобы слить 7-ю и 8-ю, что прошло бы нормально, решили слить совсем разные – нашу и 7-ю. Мы, конечно, не жаловались, потому что хапнули прекрасных лошадей, но, вероятно, 7-я затаила горечь. Офицеры 7-й на стрелке чуждались наших, и наши чуждались их. Брат не принял участия в этом бойкоте и сдружился с ними, а когда я приехал, ввел меня в их общество. Я у них часто бывал на стрелке. Неудивительно, что, уезжая, они мне сказали: