Ирина Стрелкова - Валиханов

Несмотря на вечные распри меж Омском и Оренбургом, Гутковский многое знал о тайных предприятиях соседнего губернаторства. Знал и о том, как засылали в Хиву и Бухару необычного лазутчика — из поляков, отбывающих в Оренбурге солдатчину. Виткевич гимназистом пятнадцати лет очутился в Оренбурге. Он владел до ссылки семнадцатью языками, а в казарме умудрился изучить персидский и узбекский. Когда в Оренбург приехал Гумбольдт, ему представили Виткевича, и великий немец пришел в восторг от познаний юноши в истории и географии. Перовский в конце концов произвел его в офицеры и взял к себе в адъютанты. Виткевич ездил от Перовского в Кабул к эмиру Дост-Мухаммеду. А потом сам вызвался тайно проникнуть в Хиву и Бухару. Переоделся в азиатскую одежду и присоединился к бухарскому каравану. В Хиве все обошлось благополучно. В Бухаре Виткевича случайно увидел беглый русский солдат, опознал и выдал властям. Виткевича ожидала мучительная казнь, но ему удалось бежать, добраться через степь до Оренбурга, вручить Перовскому драгоценнейшие сведения о путях в Хиву и Бухару, о политическом положении в сопредельных России государствах. Перовский отправил героя пожинать лавры в Петербург. Николай I назначил ему аудиенцию, а накануне ее Виткевича нашли в номере гостиницы с простреленной головой, от всех привезенных им бумаг осталась горсть пепла.

— Зачем же он их сжег?! — воскликнул Чокан.

Гутковский неопределенно пожал плечами:

— Российским агентам, проникшим в тайны Азии, надлежит быть осторожными и после благополучного возвращения. Вам известна судьба Кирилова, помощника Григория Карелина?

— Расскажите.

— С Кириловым такое же несчастье приключилось еще по пути в Петербург, в Арзамасе. Опять загадочная смерть и опять исчезновение дневников. Только пепла не осталось, дневники просто украли. Если допустить, что Виткевич, ненавидя царя, мог действительно застрелиться, предварительно уничтожив бумаги, то уж о Кирилове этого подумать нельзя. Его убили. А дневники, я думаю, лежат сейчас в каком-нибудь лондонском сейфе.

Может быть, уже тогда в долгих увлеченных беседах опытного службиста Карла Казимировича Гутковского и 19-летнего Чокана начал уточняться зародившийся в юности замысел, основанный на безупречно азиатской внешности Валиханова. Во всяком случае, среди документов, которые Чокан выносил из Омского архива и которые остались у него по причине смерти архивариуса Доценки и последовавшей затем неразберихи, оказалось немало путевых записок с подробнейшими маршрутами.

Журнал похода подпоручика и атамана Телятникова в Ташкению, совершенного в 1796–1797 годах и описанного сержантом Безносиковым… Путевые записки толмача Мамедиарова с маршрутом от Сибирской линии до Коканда с подробными примечаниями о переправах, колодцах, наличии подножного корма и топлива… Записки кабульского еврея Мегди Рафаилова, отправленного в 1813 году по поручению корпусного командира генерал-лейтенанта Глазенапа в город Тибет…

С особым интересом Чокан изучал составленную в 1827 году неким Сушиным записку «О положении дел в Кашгаре». Поводом для ее составления было восстание Джангир-ходжи. И здесь Чокан натолкнулся на знакомое имя. Его родич, султан Старшего жуза Сыок, содействовал встрече титулярного советника Бубенкова с агентом Джангир-ходжи. Судя по записке Сушина, кашгарская смута тогда интересовала не столько военное министерство, сколько министерство финансов. Сушин полагал, что, если Кашгар порвет с Китаем, азиатская торговля России только выиграет, ибо Россия — а не Кашгар, Кульджа и Чугучак — будет посредничать в сбыте китайского чая в Средней Азии и в снабжении Китая азиатскими товарами. В записке Сушина особо отмечалось, что благодаря кашгарской смуте в декабре 1826 года в Петропавловск пришел китайский караван на 600 верблюдах! Чокан подосадовал, что Сушин упустил важнейшие подробности: какие же были товары? Зато об английских происках в Средней Азии Сушин писал обстоятельно. По слухам, собранным от купцов, английских агентов видели в Кабуле и в Бухаре, они отдавали свои товары даже без денег, на веру и под видом товаров провозили в ящиках огнестрельное и белое оружие, отдавая его за бесценок.

Служа адъютантом у генерал-губернатора, Чокан изрядно преуспел в изучении наук, и прежде всего истории, географии и экономики Степи и соседних стран. Поразительно много разных дел умудрялся совмещать юноша, только что выпущенный из корпуса. И ко всему на корнете Валиханове лежало еще и бремя султанского рода. Отец и дядя Муса не скупились на советы, а в казахских семьях младшие подчиняются старшим беспрекословно.

В 1854 году подполковник Чингис Валиханов получил должность советника Пограничного управления (вскоре переименованного в Областное правление [41] По новому административному делению 1854 года территория, подвластная прежде Пограничному управлению, теперь состояла из Области сибирских киргизов и Семипалатинской области. Первая имела областное правление, а в Семипалатинске не было ни областного правления, ни выборных старших султанов. Считалось, что в Старшей орде это вводить преждевременно. В Областном правлении сибирских киргизов было четыре советника, из них только один киргиз. Положение Чингиса было очень почетным. ) и перебрался на житье в Омск. Чингис Валиханов и Муса Чормапов делаются на многие годы признанными советниками русского начальства по всем вопросам, касающимся Степи. Этим они, конечно, во многом обязаны не только собственным достоинствам, уму и знанию степной политики, но и тому положению, которое занял Чокан при Гасфор-те. И все остальные потомки хана Вали тоже обязаны Чокану тем вниманием, которое стал им уделять Гасфорт. Не был забыт и Губайдулла. Сам Густав Христианович уговорил его отдать в Сибирский кадетский корпус одного из внуков, девятилетнего Гази, сына того самого султана Булата, что отбывал вместе с Губайдуллой ссылку в Березове. Гази Валиханов поступил в кадетский корпус в тог год, когда Чокан сделался адъютантом генерал-губернатора. Чокану еще придется сталкиваться в разных обстоятельствах с этим шустрым родичем, поразительно похожим на него внешне, а характером на деда, на Губай-Дуллу.

Сергея Федоровича Дурова определили в 3-й батальон, стоявший в Кокчетаве. Красивейшие места, здоровый климат. Уже в те времена сибиряки ездили сюда отдыхать, лечиться кумысом. В Кокчетаве находился военный госпиталь. Дуров, страдавший жестоким ревматизмом, больше времени пребывал там, чем на службе. К тому же казачья станица Кокчетавская была центром округа, которым правил старший султан Чингис Валиханов. Окружной приказ помещался на станичной площади напротив гостиного двора, и там же стояла мечеть побогаче видом, чем скромная деревянная церковь Георгия-Победоносца. Отец Чокана пользовался в Кокчетаве большой властью, что тоже сказалось на положении Дурова. Летом 1854 года Чокан по обыкновению приехал в Сырымбет, и Сергей Федорович какое-то время смог пожить у Валихановых.