Ариан Шартон - Дебюсси

Личные неприятности и переживания отнюдь не помешали Дебюсси заниматься музыкой. Возможно, это объяснялось стремлением заработать деньги, в которых он весьма нуждался. Он продолжил работу над симфоническими эскизами «Море», произведение было закончено в марте. Затем композитор объявил о сочинении новых фортепианных пьес из серии «Образы» («Грустные жиги», «Иберия», «Весенние хороводы»). Сначала эти произведения были предназначены для оркестра, а затем — для двух фортепиано, но были закончены и исполнены лишь в 1912 году.

Летом 1905 года после развода с женой Дебюсси провел месяц с Эммой и ее дочерью Долли (Эллен) в Истборне. В конце сентября он поселился на улице Буа-де-Булонь вместе с Эммой, заключившей арендный договор под своей девичьей фамилией.

Композитор мог теперь надеяться, что шум, поднятый вокруг его личной жизни, постепенно заглохнет и к нему «вернется столь необходимое для творчества вдохновение», как писал он Жаку Дюрану 18 августа. К счастью, имя Дебюсси появлялось в газетах лишь в хронике происшествий. Теперь композитору уже не надо было годами ждать исполнения его сочинений. Так, Рикардо Виньес 10 февраля сыграл «Маски» и «Остров радости». Квартет для двух скрипок, альта и виолончели регулярно включали в программы концертов, а опера «Пеллеас и Мелизанда» выдержала весной 1905 года целых пять представлений. Известные пианисты и певцы, выступавшие в Париже и по всей Франции, исполняли произведения Дебюсси. Молодой пианист Морис Дюмесниль 14 декабря исполнил «Посвящение Рамо», вторую пьесу из первой серии музыкальных пьес «Образы», на концертах под названием «Вечера искусств». Три дня спустя в консерватории благодаря ее новому директору Габриэлю Форе была исполнена прелюдия «Послеполуденный отдых фавна». Что же касается симфонических эскизов «Море», на которые композитор возлагал большие надежды, то их первое исполнение состоялось на концерте Ламурё 15 октября 1905 года и было неоднозначно встречено даже теми музыкальными критиками, кто обычно благосклонно относился к музыке Дебюсси. Вот что писал Пьер Дало в газете «Le Temps» 24 октября:

«Если бы автором музыки был кто-то другой, а не господин Дебюсси, то три части “Моря” меня бы очаровали. Сравнивая это произведение с другими его работами, я не испытываю большого восторга… Почему я разочарован? <���…> Мне кажется, что Дебюсси только хотел продемонстрировать чувства, вместо того чтобы правдиво, естественно и глубоко их пережить. Когда я слушал яркое и красочное произведение Дебюсси, у меня впервые сложилось впечатление, что я нахожусь не на природе, а перед репродукцией, изображающей природу. Прелестная, изысканная и утонченная, искусно изготовленная, но все же репродукция… Я не слышу, не вижу, не чувствую моря».

Мнение Жана Шантавуана [125] Жан Франсуа Анри Шантавуан (1877–1952) — французский музыковед и критик. также было неоднозначным: «Думаю, что даже у слишком требовательного слушателя эта музыка не может не вызвать в памяти тысячу воспоминаний и давно забытых впечатлений. Этот слушатель удивляется тому, что стоит лишь сверкнуть солнечному лучу, всплеснуться волне, удариться об утес и затихнуть в прибрежном песке, который лижет придонная волна, как воспоминания оживают в его душе. Эти эскизы часто напоминают причудливые, забавные, но поверхностные и разрозненные осколки калейдоскопа». Однако были и другие критики, которые приняли «Море» на ура. «“Море”, как мне кажется, открыло новую фазу в музыкальной эволюции господина Дебюсси: его творчество приобрело более мужественный характер. Оно стало более ярким и красочным, с четко очерченными линиями и направлениями… Складывается впечатление, что господин Дебюсси, который особенно пытливо искал новые звуковые возможности, представил в этом произведении в весьма сжатой и ясной форме итог своих изысканий. Эта музыка близка к абсолютной гармонии, что характеризует настоящий шедевр…» — писал Мишель Димитри Кальвокоресси [126] Мишель Димитри Кальвокоресси (1877–1944) — франко-британский музыковед греческого происхождения. 22 октября. Некоторая часть публики с таким же воодушевлением восприняла музыку композитора. Дебюссизм как направление в музыке свидетельствовал о том, какое большое влияние, возможно даже невольное, оказал композитор на музыку своего времени. Это влияние давало повод также и для насмешек: вслед за статьей Жана Лорена «Пеллеастры» 15 сентября появилась публикация Камилла Моклера, в которой чувствуется некое раздражение, которое испытывает почитатель композитора:

«Это весьма странная болезнь: похоже, что за три года она принесла немало вреда многим молодым музыкантам. В особенности она свирепствовала среди музыкальных критиков. Это привело к тому, что многие из них окончательно сошли с ума от злости. Раньше они представляли собой весьма скучную, но довольно мирную секту, теперь дебюссизм полностью изменил их поведение…

На протяжении многих лет я думал, что и меня поразила эта болезнь. Хочу сказать, что все это время я обожал музыку Дебюсси. И сейчас не отказываюсь от моих чувств. Можно поверить, что я не совсем излечился от этой болезни, поскольку невеселая картина ее губительных последствий не мешает мне с наслаждением слушать “Ноктюрны” или “Пеллеаса и Мелизанду”. Однако я теперь ясно вижу, что есть две формы болезни под названием дебюссизм. У того, кто просто любит композитора, первая форма заболевания, а у того, кто любит его с неистовой силой, — вторая. Я не называю Бетховена толстокожим. Я не считаю Берлиоза антимузыкантом. Я не наношу направо и налево удары кулаками и ногами: выходит, что у меня первая форма болезни… Должен признаться, что я недостаточно тонко разбираюсь в музыке. Мне, простому литератору, непозволительна такая роскошь, как вторая форма этого опасного заболевания.

С “Пеллеасом и Мелизандой” возникла эруптивная форма болезни. И тут же появились толпы смертельно больных людей, на фоне которых наше хроническое состояние больше уже не считается болезнью. Подхвативших в один прекрасный вечер у Карре вирус дебюссизма больных, помимо всего прочего, поразила еще и горячка, чтобы компенсировать их запоздалое заражение этой болезнью. По праву заслуженный успех этого изысканного и новаторского произведения позволил этим людям заявить всему миру о собственной гениальности. Они прониклись этой идеей настолько, что за каких-нибудь несколько месяцев доказали старым друзьям автора, что они никогда и ничего не понимали в его творчестве».

В разгар музыкальных дискуссий в жизни композитора произошло событие, отозвавшееся эхом в его творчестве. 30 октября 1905 года он стал отцом девочки по имени Клод Эмма, которую ласково называли Шушу (Душенька). Сколько бы музыкант ни злословил по поводу семейной жизни, он уже давно хотел стать отцом, однако Лили не оправдала этих надежд. Появление на свет девочки было оформлено на законном основании 20 января 1908 года, когда состоялось бракосочетание ее родителей. С рождением дочери и переездом на улицу Буа-де-Булонь изменился весь жизненный уклад музыканта. Эмма привыкла жить в большом достатке. Алиментов, которые выплачивал ее бывший супруг, хватало только на непомерную плату за проживание. Содержание прислуги в доме, в частности выписанной из Англии гувернантки для Шушу, поддержание в должном порядке просторного жилища, а также другие расходы, связанные с определенным образом жизни, затянули Дебюсси в финансовую пропасть. Что же касалось особняка, то, несмотря на прелестный сад вокруг него, его местоположение оказалось весьма неудачным, поскольку по соседству находилось малое кольцо окружной железной дороги. Дебюсси часто жаловался на доносившийся шум, которого, впрочем, ему не хватало всякий раз, когда он находился вдали от дома.