Виктор Сытин - Человек из ночи

— Знаете, Витторио, я ведь не со школьной скамьи стал заниматься наукой. Учительствовал. Участвовал в работе РСДРП. Мне приходилось выполнять разные поручения. Особенно трудно было одно. Дали задание помочь бежать из тюрьмы на Южном Урале одному товарищу. Причем срочно. Приехал в тот город. Мне говорят: «Товарища надо выкрасть!» — «Как это — выкрасть?» — «А вот как…»

Раз в неделю в тюрьме заключенным давали свидание. Выводили их к воротам, которые перегораживались барьером высотой по грудь. В назначенное время со двора тюрьмы охранник приводил заключенного, и можно было с ним разговаривать через барьер, под охраной двух солдат, стоявших с ружьями у ворот со стороны улицы.

«Ты пойдешь на свидание, — сказали мне. — Вот револьвер. Обезвредишь охрану. Один из нас будет тебя страховать. Затем поможешь выбраться за барьер нашему товарищу — и быстро направо, к углу. Там будет ждать извозчик».

Предприятие было явно фантастическим. И все же оно удалось! Я подошел к воротам. Один из солдат крикнул кому-то: «Веди!» — и с полным безразличием оперся на винтовку. Другой, позевывая, подошел к нему: «Дай закурить». Нравы здесь были провинциальные!

Наконец к воротам в сопровождении охранника приблизился заключенный — фотографию его мне показали. Я схватил солдат за шиворот и стукнул головой об голову. Потом выдернул, как морковку, товарища из-за барьера и побежал, волоча его, к парному извозчику, выехавшему из-за угла. Мы уже настегивали лошадей, когда ошарашенный охранник выхватил из кобуры револьвер и выпалил нам вслед. А солдаты так и не успели очухаться.

В общем, все удалось отлично! Мы свернули в тихую улочку, бросили экипаж и разошлись в разные стороны. И я даже не знаю имени того, кого «выдергивал» [4] Историю о том, как он способствовал побегу революционера из тюрьмы, Л. А. Кулик рассказал мне несколько юмористически. Из скромности он умолчал, что был не только исполнителем, но и организатором спасения из тюрьмы города Троицка 12 декабря 1906 года Рукавишникова Владимира Павловича. Об этом стало широко известно лишь через сорок шесть лет, когда в газете «Социалистическая индустрия» была опубликована корреспонденция «Дерзкий побег» (14.II.1973). В. П. Рукавишников в то время по паспорту именовался Федором Яковлевичем Раневым, а партийными кличками его были «Федор» и «Сибиряк». За революционные заслуги В. П. Рукавишников награжден орденом Ленина. .

…Еще один рассказ Леонида Алексеевича я запомнил — рассказ о поездке на Алтай сразу же после окончания гражданской войны.

— Владимир Иванович Вернадский, дай бог ему здоровья, взял меня на работу в Минералогический музей и сказал: «Вы интересуетесь метеоритами. Собирайте их, где только возможно, систематизируйте, описывайте. Изучайте их химический состав и физическую структуру».

Вскоре я прослышал, что на Алтае, в восточной его части, наблюдалось выпадение «каменного дождя» и что кто-то собрал там несколько метеоритных осколков. Поехал. В теплушке. Поколесил по деревням, все больше пешком, и нашел в одном селе учителя, который подобрал в поле несколько «метеоритиков». Я тоже нашел еще несколько. А тут выпал снег, завернули морозы. Пришлось возвращаться. Местная власть дала мне подводу до станции железной дороги. Ехать нужно было дня четыре. В хорошей одежде это чепуха. А на мне лишь легкое демисезонное пальтецо. В общем, заболел я на второй день воспалением легких. Температура под сорок. Сознание мутится. Возница говорит мне: «Давай, гражданин хороший, я тебя на том вон хуторе оставлю. Помрешь на моих санях — мне неприятности будут». Я — нет: «Вези. Соломки только на хуторе попроси». Он в ответ: «Кержаки не дадут». А у меня денег нет. Впрочем, в то время деньги теряли цену. Миллион стоила коробка спичек. А для обмена я тоже ничего не имел в запасе. Все же на хуторе соломы нам дали. Поехали дальше. Я зарылся в нее, дрожу. Снова сознание теряю. А когда оно проясняется, твержу сам себе одно: надо выдюжить, надо доехать.

И вот видите, Витторио, выдюжил!..

Леонид Алексеевич, аккуратно вытерев перо, прячет ручку в матерчатый футлярчик, закрывает журнал, потягивается, стукается головой о крышу «лабаза» и, чертыхнувшись, наконец обращается ко мне:

— Я решил остаться здесь. — Он снимает очки, и его небольшие темно-серые глаза неожиданно прямо смотрят на меня.

— То есть… как это?.. — лепечут мои губы.

— А вот так, — звучит его голос, сухо, жестко.

Я никак не могу понять и принять такое. Ведь мы все невероятно устали. Больны. Вести раскопки круглых ям на болоте, которые Кулик считает кратерами, порожденными осколками метеорита, мы до заморозков не сможем. В этих ямах очень высоко стоят грунтовые воды. Мы пробовали откачивать их самодельным насосом — ничего не вышло.

— Я останусь здесь один, — говорит Леонид Алексеевич. — Вы же раскисли, Витторио. Наши рабочие тоже теперь не работники. Вы вернетесь. И…

— Нет! — прерываю я его. Обида охватывает меня. — Нет, тогда и я останусь…

— Вы вернетесь в Ленинград, — не обращая на мои слова внимания, продолжает Кулик, — расскажете академику Вернадскому, что мы сделали. Я дам официальное письмо в Академию с просьбой… нет, требованием ассигновать дополнительные средства. Вы их получите и переведете в Кежму. В местный исполком. Я им тоже напишу, чтобы они прислали сюда людей, продовольствие. Я…

— Леонид Алексеевич, я не уйду, — твердо сказал я. — Или вернусь.

Жесткое выражение на лице Кулика исчезло. Он улыбнулся, хохотнул. Протянул руку, схватил меня за плечо, как клещами, притянул к себе. Крепко обнял.

— Этого я не мог предложить вам, Витторио, — тихо сказал он. — Это могли предложить только вы сами. Итак, решаем… Отправляйтесь и возвращайтесь. От Кежмы лучше плавьтесь на лодке до Стрелки на Енисее. Оттуда — пароходом до Красноярска, далее на «чугунке». В Ленинграде расскажите все Вернадскому.

Он отпустил меня, и я увидел, что на его лице снова появилось жесткое выражение.

— Но вы добивайтесь ассигнований, чтобы можно было нанять в Кежме несколько человек для раскопок после первых морозов и купить минимум четырех лошадей. И продуктов на полгода. В случае чего идите в Совнарком, к Воронову. Буду ждать. Сейчас начало августа. Два месяца должно вам хватить. Буду ждать до… начала октября. А теперь идите ложитесь спать.

Несмотря на усталость и недуг, спать мне совершенно не хотелось.

— Постараюсь выполнить поручение, Леонид Алексеевич, — сказал я. — И обязательно, обязательно вернусь.

Долго мы еще сидели в «лабазе». Кулик писал письма академику Вернадскому, непременному секретарю Академии наук Ольденбургу, исполкому в Кежме, родным, удостоверение для меня.