Ричард Холл - MOBY. Саундтрек моей жизни [litres]

Джаред предложил мне перенести свою студию к нему в гостиную, чтобы мы занялись реальной работой – завершили несколько моих песен и выпустили их.

Через неделю после подписания контракта с Instinct я говорил с Джаредом, и он как ни в чем не бывало сказал мне:

– Нам надо съездить в Ньюарк и послушать диджея Тони Хамфриза в «Занзибаре».

В 1990 году все клубы, которые я знал – «Лаймлайт», «Туннель», «Марс», «Билдинг», «Неллс», «Палладиум», «Шелтер», «Пирамида», «Ред Зоун», «Саунд Фэктори», – располагались на Манхэттене, ниже Пятидесятой улицы. Исключением был «Занзибар» в Ньюарке, штат Нью-Джерси. А единственным диджеем не из Нью-Йорка, которого я знал, был Тони Хамфриз – он работал диджеем в «Занзибаре» и жил в Ньюарке.

Фрэнки Наклз изобрел жанр хаус, жил в Нижнем Ист-Сайде и был обожествлен при жизни. Джуниор Васкес владел этажом в «Саунд Фэктори», где играл двенадцатичасовые сеты, – он был живой легендой и жил в Челси. Дэнни Теналья входил в пантеон хаус-музыки: он тоже играл долгие, интересные сеты и жил в центре города. Ларри Леван был богом танцевальной музыки и недавно стал резидентом клуба «Чойс» в Ист-Виллидже. Дейв Моралес считался самым крутым хаусовым диджеем Нью-Йорка: он владел этажом в «Ред Зоун» и жил в центре – это считалось довольно неортодоксальным.

Но вот Тони Хамфриз существовал в каком-то странном, мифическом собственном мире. Его сеты были длинными и легендарными, ремиксы – безупречными, а жил он в неизвестных закоулках Ньюарка, штат Нью-Джерси. Располагавшийся на другой стороне реки Гудзон Ньюарк был настоящей зоной боевых действий, по сравнению с которой Нью-Йорк выглядел идиллическим пригородом. Здания в Манхэттене, возможно, и горели, но базовая инфраструктура Нью-Йорка хотя бы работала, пусть и на последнем издыхании.

Ньюарк, с другой стороны, напоминал несостоявшееся государство. Все слышали рассказы о том, как в Ньюарке звонили 911, а полиция не приезжала, как ньюаркские пожарные пили пиво и смеялись, пока горели здания, как санитары в комнатах первой помощи насиловали пациенток. У Ньюарка была репутация самого ужасного города на Восточном побережье. Но именно там жил и работал диджей Тони Хамфриз.

Они все были больны и едва живы, заслуживая моей христианской симпатии, а не совершенно нехристианского вожделения.

Когда Джаред предложил поехать в Ньюарк и послушать Тони Хамфриза, у меня сразу возникло множество вопросов: «Ты на самом деле знаешь Тони Хамфриза? «Занзибар» существует, или это мифическая страна, хаус-версия легендарного Бригадуна? Нас там не убьют?» Но я не хотел портить веселье своими неврозами. Вместо этого я лишь спросил:

– А как мы туда доберемся?

– А, я одолжу мамину машину, – сказал Джаред. – Она держит ее в гараже на окраине.

В пятницу в десять вечера я пришел домой к Джареду. Вместе с нами в паломничестве в «Занзибар» участвовала его подруга Роми, прекрасная девушка из Квинса арабо-латиноамериканского происхождения, с темными короткими волосами и идеальными черными глазами. Весь мир Роми состоял из хаус-музыки и ночных клубов. Она дружила с Ларри Леваном, часто тусила с Джуниором Васкесом в диджейской кабинке «Саунд Фэктори» и, по словам Джареда, даже была знакома с Тони Хамфризом. Роми ходила по клубам пять дней в неделю, принимала много экстази, пила много воды, танцевала до шести утра, и у нее никогда не было настоящей работы.

Я был одет в утилитарную клубную одежду: черные джинсы, черная футболка, кроссовки. Джаред оделся так же неброско. Роми, однако, выглядела потрясающе. Она зачесала волосы назад и надела тонкую белую футболку, облегающие (но не слишком тесные) джинсы и пару кроссовок «Адидас» из тех, что продают либо японским туристам, либо людям просто стратосферной крутости. Я даже захотел влюбиться в Роми, но она казалась слишком недоступной. Я подумал, что она, вполне возможно, асексуальна или вообще лесбиянка. Или, даже если ее и интересуют мужчины, она вряд ли захочет встречаться с нервным белым музыкантом, у которого едва хватает денег на соевое молоко. В общем, никаких романтических чувств между нами не было – лишь безответное обожание с моей стороны.

Роми и Джаред сели на переднее сиденье большого «Олдсмобиля», и мы поехали вверх по Десятой авеню, обсуждая диджеев, которые им нравятся, записи, которые они обожают, и людей, с которыми встречались. Я сидел на заднем сиденье и смотрел в окно. Мы ехали по Челси, мимо высоких пустых зданий и заколоченных складов, а потом добрались до Линкольновского туннеля. По сторонам туннеля стояла небольшая армия отчаявшихся проституток. Они все были худыми и немытыми, их серая кожа словно впитывала свет оранжевых натриевых ламп. Тем не менее они все равно выглядели сексуально.

Я почувствовал себя ужасно, признав это. Они все были больны и едва живы, заслуживая моей христианской симпатии, а не совершенно нехристианского вожделения. Но само то, что они стояли здесь и в открытую предлагали секс, казалось сексуальным. В моем мире секс скрывался вплоть до того момента, когда им занимались – неуклюже, на дешевых матрасах или в спальнях пригородных домиков. А тут передо мной стояли проститутки, сообщая всему миру, что доступны для секса. Я хотел быть добрым христианином и состоять в любовных отношениях, а не человеком, которого где-то в глубине души заводили изможденные проститутки, стоящие стайкой перед Линкольновским туннелем в надежде заработать немного на дозу крэка.

Мы проехали туннель и выехали из ярко-оранжевого моря света в темноту Нью-Джерси. Я знал Нью-Джерси, потому что каждое лето в детстве ездил в гости к бабушке в дом престарелых в Вестфилде. Но этот Нью-Джерси был мне незнаком: то была страна пустых заправок, заброшенных зданий и пустынных парковок. Сюда люди уезжали, чтобы окончательно сдаться, купить наркотиков, открыть магазин подержанных вещей или умереть где-нибудь за мусорным контейнером.

Джаред откуда-то знал, как добраться до Ньюарка – это меня просто изумляло, потому что мне казалось, что все дороги там либо представляют собой бесконечную петлю, либо ведут прямо в болото, полное трупов. Мы съехали со скоростного шоссе в Ньюарке и медленно двигались по неосвещенным улицам. Большинство светофоров не работали, но это было нормально, потому что других машин на дорогах мы все равно не встретили. Нью-Джерси явно выбрали для испытаний апокалипсиса.

Мы проехали несколько круглосуточных ресторанов; их флуоресцентные бледно-голубые вывески прятались за плотным пуленепробиваемым плексигласом. К тому времени, когда Джаред нашел парковку у «Занзибара», Роми едва ли не подпрыгивала от возбуждения.

– Обожаю «Занзибар», он такой классный! – пропела она. Я попытался придумать какой-нибудь умный ответ, но вместо этого лишь с улыбкой кивнул ей с заднего сиденья как вежливый турист.