Ричард Холл - MOBY. Саундтрек моей жизни [litres]

– Но, бабушка, я же сижу в своем уголке стыда для веганов, – сказал я.

– У нас нет никаких уголков стыда для веганов, – объявила она. – А теперь садись, и больше не спорьте, вы двое, – приказала она, показав на меня и маму.

Я сел за стол, притворяясь, что наказан.

– Как твоя индейка? – спросил я Джейн. – На вкус как страдание?

– М-м-м, страдание, – ответила она и откусила большой кусок.

– Прекратите, – притворно строгим тоном приказала бабушка.

Когда она отвернулась, Джейн состроила мне гримасу. Потом мой кузен Дэвид рассмеялся. Ной и Бен тоже засмеялись, и вскоре к ним присоединилась вся семья.

– Извини, бабушка, – сказал я. – Можно мне вернуться в угол и доесть свою ямсовую крысу?

– Нет, – ответила она. – Просто сиди здесь и будь нормальным.

– Ха, он не может быть нормальным, – сказала Джейн.

– Это ты не можешь быть нормальной, – парировал я.

– Нет, могу.

– Не можешь.

Я повернулся к Ричарду.

– Ты знал, во что ввязываешься, когда женился на маме?

Он отложил вилку и вздохнул.

– Даже не представлял.

Мы все снова рассмеялись.

После того как ужин завершился, Ричард и мама подвезли меня до станции. Я сидел на заднем сиденье, Ричард вел машину, а мама курила. Все магазины в Дариене уже были закрыты, а на уличных фонарях висели мерцающие рождественские гирлянды.

– Мам, извини, что я тебя расстроил, – сказал я с заднего сиденья.

– И ты меня извини, – ответила она, выдыхая дым. – Но я твоя мама. Я беспокоюсь за тебя.

– Спасибо. Но со мной все хорошо, – сказал я. – Помнишь, как ты пыталась кормить меня здоровой пищей, когда я рос?

– Ты ненавидел ее и обвинял меня в издевательстве над детьми, – засмеялась она.

– А теперь я не ем ничего, кроме бурого риса, тофу и овощей, – сказал я.

– Ах, какая ирония. Просто ешь достаточно белков, и я буду спокойна.

– Хорошо. Спасибо, что беспокоишься, мам.

– Всегда пожалуйста, – улыбнулась она.

– Не хочешь остаться на ночь? – спросил Ричард. – Кровать в твоей старой комнате постелена.

– Спасибо, Ричард, но я поеду обратно в город, работать над музыкой.

– Хорошо, но если ты захочешь у нас остановиться – добро пожаловать в любое время, – сказал он. – Это все еще и твой дом.

Он остановился у железнодорожной станции Дариена, и я вышел из машины.

– Пока, мам, – сказал я через открытое окно. – Извини, что поспорил с тобой.

– Пока, Моби. И ты меня извини, что поспорила с тобой. Я люблю тебя.

– И я тебя люблю. Увидимся еще.

Я пошел к платформе. Там стояли еще несколько человек, которые тоже возвращались в город после Дня благодарения, проведенного с семьей. Порыв ветра ударил мне в спину, когда подошел поезд, затолкнув меня внутрь, и я отправился домой.

– «Пале де Боте»? – переспросил я, не уверенный, что услышал правильно. Я был в гостях у своего друга Джиджи. Он был высоким французом-диджеем и недавно переехал в огромный лофт на углу Бродвея и Блекер-стрит вместе со своей женой Мариполь.

– Мариполь дружит с владельцем – можем устроить там вечеринку в следующий вторник, – сказал Джиджи. Он курил сигарету и пил эспрессо, и через окна, выходящие на запад, на него падал мягкий свет вечернего солнца.

– А времени на рекламу будет достаточно? – спросил я.

В комнату вошла Мариполь, стуча по полу каблуками-шпильками. Она тоже была француженкой, но намного более устрашающей, чем Джиджи.

– Времени достаточно, – объявила она. Затем, закурив сигарету «Житан», добавила: – У тебя есть список, у нас с Джиджи тоже есть список. Я позову Мадонну, будет полный зал.

– Ты играл в «Палладиуме» для трех тысяч зрителей, – сказал Джиджи. – А этот клуб вмещает всего пятьсот.

– Ты играл в «Палладиуме» для трех тысяч зрителей? – спросила Мариполь.

– Ну, да, – осторожно сказал я. – На разогреве у Snap!.

– Но они не приехали, – сказал Джиджи. – Так что Моби был хедлайнером.

Она была изысканной европейкой с черными как смоль волосами, водила дружбу с Мадонной и Энди Уорхолом. А я – двадцатипятилетним парнем из Коннектикута, жившим в дешевой съемной квартирке, которая пахла сваренными во фритюре котами.

Мариполь настороженно посмотрела на меня. Она была изысканной европейкой с черными как смоль волосами, водила дружбу с Мадонной и Энди Уорхолом. А я – двадцатипятилетним парнем из Коннектикута, жившим в дешевой съемной квартирке, которая пахла сваренными во фритюре котами.

– А еще у Моби недавно вышла новая пластинка, – сказал Джиджи.

– У тебя новая пластинка? – спросила она.

– Ага, мой первый сингл, – сказал я.

– Какой лейбл? – скептически спросила она.

– Instinct Records. С Четырнадцатой улицы.

– Никогда о них не слышала, – ответила она и вышла из комнаты, оставив за собой шлейф французской парфюмерии и сигарет. Мы с Джиджи переглянулись.

– Так… значит, в следующий вторник? – спросил я.

– Да! – ответил он. – Будет круто! Я сделаю флаеры, можешь раздать их в «Марсе».

На следующий день я пришел в лофт Джиджи и Мариполь и забрал стопку флаеров. «Мариполь представляет: диджей Джиджи и Моби в Пале де Боте», – прочитал я.

В четверг и пятницу я сновал туда-сюда по лестницам «Марса», заходил в разные комнаты и раздавал флаеры всем встречным.

– Джиджи будет диджеить, а я – играть вживую! – снова и снова кричал я. – А еще там будет Мадонна!

Потом я стоял у выхода из «Марса» под дождем до пяти утра и совал флаеры тем, кто выходил из клуба. Большинство листков остались лежать на мостовой или на тротуаре, но несколько человек все-таки убрали их в карманы.

В субботу я работал в «Марсе» диджеем, так что я отдал стопку рекламок Полу и Дамьену, которые тоже обошли клуб от подвала до крыши и обратно, раздавая листовки. Обычно за раздачу флаеров конкурирующего клуба в «Марсе» выставляли за дверь, но по вторникам «Марс» не работал, так что Юки сказал, что все нормально. А еще ему, похоже, показалось очень милым, что его маленький диджей Моби выпускает двенадцатидюймовый сингл и подрабатывает клубным промоутером.

Прошло несколько дней, и как-то очень быстро наступил вторник. Я раздал около двух тысяч флаеров, Джиджи и Мариполь, должно быть, – еще пару тысяч. Мариполь знала всех, а Джиджи был крутым и гламурным французским диджеем, поэтому я предполагал, что вечер выйдет потрясающий. У меня было даже что-то вроде видения: я прихожу в «Пале де Боте» около десяти вечера, пробираюсь мимо длинной змеящейся очереди ко входу и слышу, как в толпе говорят: «О, это Моби. Он сегодня играет, а еще он промоутер». Я оказываюсь у двери, и прекрасная привратница говорит: «Моби, заходи, все уже в сборе!» Я играю концерт, и откуда-то сбоку его слушает Мадонна.