Сергей Кремлёв - 12 побед Лаврентия Берии. Жизнь за Сталина

«Любопытно, что из множества мнений и многочисленных технико-экономических решений Берия выбирал главные и направлял их Сталину. Часто многостраничные или даже многотомные материалы ужимались до одной страницы, а то и её половины. Только после этого они ложились на стол Верховному, принимавшему окончательные решения…»

А перед этим Берия все многостраничные или даже многотомные материалы внимательно, с карандашом в руках прочитывал! И не просто передавал резюме Сталину, а предлагал решения.

Крупный физик-теоретик из «Арзамаса-16» Владислав Николаевич Мохов, лауреат Ленинской премии, работал в Сарове с 1955 года. Человек нестандартный, он вот что написал о своих первых годах работы в Сарове:

«…В нашем коллективе сложилась свободная обстановка труда и общения, необыкновенная… свобода обсуждений и обмена мнениями, которая совершенно сознательно поддерживалась руководством ВНИИЭФ … По видимому, куратор работ по созданию ядерного оружия Л.П. Берия считал это допустимым и необходимым для создания творческой атмосферы. Мы могли часами обсуждать не только научно-технические проблемы, но и философские вопросы, связанные с ядерным оружием, включая чисто политические аспекты…»

Как видим, советский физик-оружейник прямо указывает на личность Берии как на источник творческой атмосферы в советской научной среде! Иными словами, именно от Берии шла деловая, но — взаимно доброжелательная, атмосфера в отношениях между дельными работниками, между людьми дела , честно делающими это общее, одно на всех, дело.

ЗАСЛУЖИВАЕТ внимания и стиль резолюций Берии на адресованных ему документах. Типичный пример… 19 июля 1948 года Завенягин, министр цветной металлургии Ломако, зампред Госплана СССР по тематике ПГУ Борисов, академик Алиханов и заместитель Ломако Фролов направляют Берии проект постановления Совета Министров СССР о плане работ по «продукту Б-9» (так в документах кодировался торий). Резолюция Берии: « 1 Т. Тевосяну И.Т. (Лично). Прошу Вас рассмотреть этот проект и сообщить свое мнение. 2. Тт. Ванникову Б.Л., Курчатову И.В. Прошу сообщить Ваше мнение по предлагаемой программе работ по Б-9 на ближайшие годы. Л.Берия. 28 июля 1948 г .»

Среди тысяч виз и резолюций Берии на документах Атомного проекта нет ни одной «разгромной», унижающей тех, кому они адресованы, даже если они касались чьей либо вины. Ирина Быстрова, автор изданной в 2006 году академической монографии «Советский военно-промышленный комплекс: проблемы становления и развития (1930-1980-е годы)» отнюдь не благожелательна по отношению к Берии. Однако и она признаёт, что «даже в самых острых случаях… резолюции Берии оставались сдержанными и конструктивными», что «…содержимое «Особых папок» Берии показывает, что стиль «бериевского руководства» был хотя и довольно жестким, но не столь запугивающим, как это преподносится во многих воспоминаниях (курсив мой, — С.К. )». Письменные распоряжения Берии Быстрова оценивает как «деловитые» и «культурные».

Вот ещё пример… В июне 1947 года директор строящегося плутониевого комбината № 817 Славский сообщает в докладной записке на имя Берии возмутительные вещи: темпы работ крайне слабые, по жилищному строительству полный провал, рабочие много времени сидят, из 41 тысячи рабочих на промышленных объектах работает всего 5 700 человек, и т. д. и т. п.

Резолюция Берии министру внутренних дел СССР Круглову, Ванникову и Завенягину: « 1. Надо срочно укрепить руководство…, т. Рапопорта освободить по состоянию здоровья. Выдвинуть в качестве н-ка стр-ва Царевского. 2. Рассмотреть докладные записки т. Славского и т. Ткаченко и принять по ним меры. О принятых мерах доложить. 3 Т. Чернышева (зам. МВД Круглова, — С.К .) командировать на 2–3 месяца для принятия на месте всех необходимых мер по обеспечению окончания строительно-монтажных работ в установл. Правительством сроки. 4. Срочно связаться с т. Хрулевым по вопросу оказания помощи стр-ву инженерно-тех. работами. Л. Берия ».

В истории Атомного проекта можно отыскать и более поразительные примеры. Ноябрь 1949 года… С момента успешного взрыва первой советской атомной бомбы РДС-1 прошло два месяца. Производство хотя бы единичных новых атомных бомб — вопрос для СССР жизненной важности, а подписанный лично Берией протокол заседания Спецкомитета № 88а, констатирует, что детали РДС-1 из «аметила» (кодовое наименование плутония) на комбинате № 817 хранятся в сырых помещениях, что угрожает их окислением. Казалось бы, комментарии излишни — руководство комбината можно обвинить в государственном преступлении! Ведь плутоний в то время — главный фактор, который дороже золота! «Оргвыводы» же были следующими:

«…2. Указать начальнику комбината № 817 т. Музрукову и главному инженеру т. Славскому на недопустимость такого отношения к хранению изделий из аметила.

3. Заместителю начальника комбината № 817 по режиму т. Рыжову, ответственному за хранение аметила и давшему неправильное распоряжение о закладке деталей РДС-1 в сырое помещение, объявить выговор.

4. Обязать начальника комбината № 817 т. Музрукова в 3-дневный срок наладить бесперебойную вентиляцию хранилища, обеспечить тщательную просушку его и оборудовать приборами для контроля влажности и температуры.

Т. Музрукову лично систематически проверять состояние хранилища…

5. Поручить… т. Мешику с выездом на место проверить исполнение настоящего решения».

Как видим, в пресловутую «лагерную пыль» Лаврентий Павлович Берия никого не стёр.

БЕРИЯ присутствовал на испытании 29 августа 1949 года на Семипалатинском испытательном полигоне, тогда известном в узком кругу как «Учебный полигон № 2»… Он побывал в сборочном здании у 37-метровой стальной ферменной башни, на которую должны были поднять «изделие», затем отправился на командный пункт Опыта.

Башня на которой был размещен заряд первой отечественной атомной бомбы РДС-1. Рядом — монтажный корпус. Полигон под Семипалатинском, 1949 год

Пульт управления подрывом первой атомной бомбы

Атомный заряд первой отечественной атомной бомбы

РДС-1 в Музее ядерного оружия

Погода подводила — можно было ожидать всякого, вплоть до грозы. Как бы повторялась ситуация при первом американском взрыве в Аламогордо — там тоже с погодой не заладилось, и американцы вынуждены были отложить взрыв. У нас вышло наоборот — Курчатов, опасаясь неожиданностей от ветра и дождя, решил перенести взрыв с 8.00 на 7.00. Руководители опыта во главе с Берией находились на командном пункте.