Павел Щёголев - Дуэль и смерть Пушкина [Исследование и материалы]

Дошло до нас и свидетельство самой Александрины Гончаровой о дуэльных событиях. По просьбе дочери Н. Н. Пушкиной от второго брака, А. П. Араповой, муж А. Н. Гончаровой барон Фризенгоф записал её воспоминания [20] Гроссман Л. Цех пера. М., 1930. С. 264—278. . Анализ этого документа позволил достаточно точно разместить во времени отдельные эпизоды дуэльных событий [21] См.: Абрамович . С. 62—65. .

Щёголев пытался добыть в архивах Нидерландов письмо Николая I своему шурину принцу Вильгельму Оранскому, отправленное со специальным курьером, в котором сообщались обстоятельства смерти Пушкина. Письмо это так и осталось в недрах голландских архивов. Но в архиве Зимнего дворца Н. Я. Эйдельман нашёл несколько писем Вильгельма Оранского, в том числе и ответ на это письмо. По ответу можно судить, о чём писал Николай I шурину. Из писем Оранского следует, что дуэль Пушкина была лишь поводом для того, чтобы удалить дипломата, впавшего уже в немилость.

Мы упомянули только те документальные находки, которые влияли на общую концепцию дуэли. В действительности их значительно больше. Последний период жизни Пушкина наиболее обилен новыми документами. Безвременная, трагическая смерть гения всегда привлекает внимание, особенно если эта смерть была насильственной или предполагает «загадочные» обстоятельства. Вспомним, как обширна литература и сколько существует гипотез вокруг смерти Моцарта. А там, где возникает повышенный интерес, там больше целенаправленных поисков, там скорее возможны новые находки и новые гипотезы.

Когда Щёголев начал работать над своей книгой, последние месяцы жизни Пушкина не подвергались ещё монографической обработке. За годы, прошедшие после выхода его книги, о дуэли Пушкина писали много. Писали Б. В. Казанский, Л. П. Гроссман, М. И. Яшин, А. А. Ахматова и другие. Недавно вышла книга С. Л. Абрамович «Пушкин в 1836 году». В историю дуэли были внесены поправки и дополнения. Располагая события во времени, Щёголев пользовался выписками из приказов по полку, которые сделал для него Панчулидзев — составитель истории полка. В приказах отмечались назначения офицеров на дежурства. Щёголев, а за ним и другие исследователи дни назначения на дежурства принимали за дни дежурства (которые в действительности были на следующий день). Обратившись вновь к приказам, Яшин установил правильные даты. Известно, что в день, когда Пушкин послал свой картель Дантесу, тот был на дежурстве. Щёголев считал, что это было 5-го; Яшин уточнил — не 5-го, а 4-го, т. е. Пушкин послал вызов в тот же день, когда получил подмётное письмо (4-го, а не 5 ноября, как было принято считать). Это убедительно. Зная характер Пушкина, мы так и должны полагать. Взрыв негодования и вызов сразу, не на другой день.

Щёголев знал, кому и сколько было послано анонимных писем для вручения Пушкину, но считал, что имена адресатов не имеют значения, и не счёл необходимым даже дать их полный перечень. Он не заметил одной важной особенности, на которую обратила внимание Ахматова: пасквили были посланы только друзьям Пушкина. Она усмотрела в этом тонкий дипломатический трюк Геккерна: голландский посланник хотел разлучить Дантеса с Натальей Николаевной и был уверен, что, получив пасквиль, Пушкин немедленно увезёт жену из Петербурга [22] См.: Ахматова А. А. Гибель Пушкина // Ахматова А. А. О Пушкине: Ст. и заметки. Л., 1977. С. 127. . Друзьям отводилась роль советчиков.

Посылая вызов Геккерну в январе, Пушкин обвинял его в сводничестве. Щёголев удивлялся: «Спрашивается, какой для него был смысл в сводничестве своему приёмному сыну? <...> Ревнуя Н. Н. Пушкину к Дантесу, не сводничать его с ней он был должен, а разлучать во что бы то ни стало». Наблюдение Ахматовой рассеяло недоумение Щёголева. Опытный дипломат «сводничал», чтобы разлучить.

Щёголев полагал, что о возможной женитьбе Дантеса на Е. Гончаровой судачили ещё в октябре, т. е. задолго до появления анонимных писем. С. Л. Абрамович показала, что это было основано на неверном прочтении письма О. С. Павлищевой к С. Л. Пушкину из Петербурга в Москву. Она же распутала ещё один узел дуэльной истории. Щёголев, а за ним и другие исследователи непосредственным поводом к дуэли считали свидание Натальи Николаевны с Дантесом на квартире Идалии Полетики. Об этом свидании писали дочь Натальи Николаевны от второго брака, А. Арапова, и Трубецкой со слов Полетики. По словам Араповой, Пушкин узнал о свидании на другой же день из анонимного письма. Получив это письмо, он и решил — быть поединку. Щёголев, как и другие, относил свидание к январю и полагал, что в январе Пушкин получил новые анонимные письма. С. Л. Абрамович выдвинула гипотезу, что Наталья Николаевна и Дантес встретились на квартире Полетики не в январе, а 2 ноября и что вслед за этим свиданием Пушкин и получил диплом на звание рогоносца.

Значительный штрих в поведение Дантеса после женитьбы внесла Е. С. Булгакова [23] См. комментарий Э. Г. Герштейн: Ахматова А. А. О Пушкине: Ст. и заметки. С. 256. . В заметках Жуковского есть такая запись:

«После свадьбы. Два лица. Мрачность при ней. Весёлость за её спиной.

Les Révélations d’Alexandrine [24] Разоблачения Александрины (фр.). .

При тётке ласка с женой; при Александрине и других, кои могли бы рассказать, des brusqueries [25] Грубости (фр.). . Дома же весёлость и большое согласие». Щёголев относит эту запись к Пушкину, Е. С. Булгакова — к Дантесу. Оскорблённое тщеславие «котильонного принца» диктовало линию поведения. Раньше он был влюблён, теперь — продолжал разыгрывать влюблённого. «Грубость к жене» должна была демонстрировать его любовь к Наталье Николаевне, «согласие дома» — возбуждать её ревность.

Время внесло свои поправки и в интерпретацию одного из важнейших документов, помещённых в разделе «Материалы», — письма Жуковского к С. Л. Пушкину. Интерпретация этого документа у Щёголева несёт на себе отпечаток социологических концепций эпохи. Для Щёголева Жуковский — человек, который в силу своей социальной характеристики «склонен затирать в потоке идеализации шероховатости жизни» и который поэтому не понимал, не старался и не мог понять Пушкина и который влиял на политические воззрения Пушкина. Признавая, что письмо Жуковского является документом первостепенной важности для биографии Пушкина, он также видел в нём стремление внушить читателю определённое представление о внутренней жизни Пушкина, его мировоззрении. Обращаясь к описанию Жуковского, он считал необходимым его «разоблачать». «Разоблачению» подлежали «христианские» и «патриотические» чувства Пушкина «в момент кончины», как их изобразил Жуковский.

Вопрос о «христианских чувствах» Пушкина Щёголев связывает с исповедью и причащением умирающего поэта. Щёголев уверен, что Пушкин исполнил христианский обряд только под влиянием записки от царя, переданной через Арендта.