Коллектив авторов - А. С. Грибоедов в воспоминаниях современников

С Хмельницким [14] Грибоедов был знаком только по дому князя Шаховского и ни в одной из его комедий не участвовал. Но по просьбе кн. Шаховского написал он одну сцену в комедии его "Своя семья", и для бенефиса, не помню какого актера, перевели они с Жандром с французского, в несколько дней, маленькую комедию "Притворная неверность". А судя только по этому, вы, г. рецензент, удивляетесь резкому переходу Грибоедова в комедии "Горе от ума" и спрашиваете, "каким образом из школы поверхностно–остроумной и однообразно–забавной на французский лад мог выйти писатель такой, как Грибоедов?". Но при первом знакомстве нашем вкус и мнение Грибоедова о литературе были уже сформированы: это известно мне на мой собственный счет. Из иностранной литературы я знал только французскую, и в творениях Корнеля, Расина и Мольера я видел верх совершенства. Но Грибоедов, отдавая полную справедливость их великим талантам, повторял мне: "Да зачем они вклеили свои дарования в узенькую рамочку трех единств? И не дали воли своему воображению расходиться по широкому полю?" [15] Он первый познакомил меня с "Фаустом" Гете и тогда уже знал почти наизусть Шиллера, Гете и Шекспира. Все творения этих гениальных поэтов я прочел после в французском переводе.

Никогда не говорил мне Грибоедов о виденном им в Персии сне [Булгарин в своей биографии Грибоедова говорит об этом. (Примеч. С. Н. Бегичева.)], вследствие которого он написал "Горе от ума" [16], но известно мне, что план этой комедии был у него сделан еще в Петербурге 1816 года, и даже написаны были несколько сцен; но, не знаю, в Персии или Грузии, Грибоедов во многом изменил его и уничтожил некоторые действующие лица, а между прочим жену Фамусова, сантиментальную модницу и аристократку московскую (тогда еще поддельная чувствительность была несколько в ходу у московских дам) и вместе с этим выкинуты и написанные уже сцены [17].

Настал, наконец, 1818 год, с которого жизнь Грибоедова совершенно изменилась и взяла переворот благотворный для его дарования.

К нам ездил часто сослуживец мой по полку, молодой, очень любезный, шалун и ветреник, поручик Ш<���ереметев>. В одно утро вбегает он к Грибоедову совершенно расстроенный, жалуется, что танцовщица, в которую он был влюблен, изменила ему для графа З<���авадовского>, говорил, что он застрелит его, послал уже к нему вызов и просил Грибоедова быть у него секундантом. Со всем своим красноречием Грибоедов не мог уговорить его, и на другой день Ш<���ереметев> был смертельно ранен [Я<���кубович>, один из секундантов, оказавшийся по следствию главной причиной этой дуэли, был выписан из гвардии с тем же чином в армейский полк и отправлен в Грузию. А Грибоедов по высочайшей воле оставлен без наказания. (Примеч. С. Н. Бегичева.)]. Я был в отсутствии, и Грибоедов писал ко мне в Москву, что на него нашла ужасная тоска, он видит беспрестанно перед глазами умирающего Ш<���ереметева> и пребывание в Петербурге сделалось для него невыносимо [18]. А в продолжение этого времени познакомился с ним очень замечательный по уму своему Мазарович; он был назначен поверенным по делам в Персию и предложил Грибоедову ехать с ним секретарем посольства [19]. Я возвратился из Москвы за несколько дней до их отправления, и горестно было расставание наше!!!

Трехлетнее (если не ошибаюсь) [20] пребывание его в Персии и уединенная жизнь в Тебризе [Посланник наш по временам только ездил в Тегеран ко двору шаха, но жил всегда в Тебризе, при тогдашнем наследнике Абасс–Мирзе, любимом сыне шаха и правителя Персии. (Примеч. С. Н. Бегичева.)] сделали Грибоедову большую пользу. Сильная воля его укрепилась, всегдашнее любознание его не имело уже преграды и рассеяния. Он много читал по всем предметам наук и много учился. Способность его к изучению языков была необыкновенная: он узнал совершенно персидский язык, прочел всех персидских поэтов и сам мог писать стихи на этом языке. Начал также учиться санскритскому языку, но учение это не кончил. Потом был он чиновником при известном генерале и тогдашнем начальнике Грузии и Кавказа, Алексее Петровиче Ермолове, пользовался его благорасположением, бывал с ним в военных экспедициях и до конца жизни отлично уважал его [21]. Из Грузии писал он мне: "Наш Кавказский проконсул гигантского ума!" – и после лично несколько раз повторял мне то же. После пятилетней разлуки с душевной радостью увиделись мы опять с ним в Москве. Он приехал в отпуск в марте 1823 года.

Из комедии его "Горе от ума" написаны были только два действия. Он прочел мне их, на первый акт я сделал ему некоторые замечания, он спорил, и даже показалось мне, что принял это нехорошо. На другой день приехал я к нему ране и застал его только что вставшим с постели: он, неодетый, сидел против растопленной печи и бросал в нее свой первый акт лист по листу [22]. Я закричал: "Послушай, что ты делаешь?!!" – "Я обдумал, – отвечал он, – ты вчера говорил мне правду, но не беспокойся: все уже готово в голове моей". И через неделю первый акт уже был написан.

В апреле я женился; [23] событие это интересно только для одного меня, и я бы, конечно, об нем умолчал без маленького происшествия, которое характеризует поэтическую натуру Грибоедова. Он был у меня шафером и в церкви стоял возле меня. Перед началом службы священнику вздумалось сказать нам речь, Грибоедов, с обыкновенной своей тогдашней веселостью, перетолковывал мне на ухо эту проповедь, и я насилу мог удержаться от смеха [24]. Потом он замолчал, но, когда держал венец надо мной, я заметил, что руки его трясутся, и, оглянувшись, увидел его бледным и со слезами на глазах. По окончании службы, на вопрос мой: "Что с тобой сделалось?" – "Глупость, – отвечал он, – мне вообразилось, что тебя отпевают и хоронят".

Я выехал из Москвы в конце мая, но перед отъездом моим, недели за три, я очень редко видел его. Он пустился в большой московский свет, бывал на всех балах, на всех праздниках, пикниках и собраниях, по дачам и проч. и проч.

На замечание мое о перемене его образа жизни Грибоедов всегда отвечал: "Не бойся! время мое не пропадет". Мать его, живши безвыездно всегда в Москве и имевши дочь–невесту, вывозила ее в свет и имела огромное знакомство. Но он прежде никуда почти не ездил! Вслед за мной приехали ко мне в деревню брат мой с семейством и Грибоедов. Последние акты "Горя от ума" написаны в моем саду, в беседке. Вставал он в это время почти с солнцем; являлся к нам к обеду и редко оставался с нами долго после обеда, но почти всегда скоро уходил и приходил к чаю, проводил с нами вечер и читал написанные им сцены. Мы всегда с нетерпением ожидали этого времени. Он хотел оставить мне на память свою пьесу, написанную его рукой, но имел терпение написать только два акта, а остальные заставил писаря. Тетрадь эта у меня сохраняется. В сентябре Грибоедов возвратился со мной в Москву и жил у меня в даме до июня 1824 года, располагая опять провести лето со мной в деревне, но мне случилась надобность ехать совеем в другую сторону, а он отправился в Петербург, где и прожил около года.