Александр Феклисов - Признание разведчика

К этой книге я шел долгие годы… Профессия разведчика по природе скрытна, молчалива. Большинство из нас уходит из жизни, навсегда унося с собой свои нерассказанные истории, оставляя историкам широкое поле для исследований, а романистам — простор для легенд и вымыслов.

Жизнь распорядилась таким образом, что за тридцать пять лет службы в разведке мне довелось трижды быть участником событий, не побоюсь этого слова, исторического значения: это мои встречи с радиоинженером Юлиусом Розенбергом, знаменитым ученым-атомщиком Клаусом Фуксом и известным американским журналистом Джоном Скали.

Самым трудным для меня было написать главы книги о моей первой разведывательной миссии и особенно о работе с Юлиусом Розенбергом.

Одиннадцатого июля 1995 г. директор Центрального разведывательного управления США Д. Дейч обнародовал, что в 1960–1970 гг. Агентству национальной безопасности США удалось частично расшифровать некоторые секретные телеграммы нью-йоркской резидентуры разведки КГБ, относящиеся к 1943-45 гг., из которых видно, что Ю. Розенберг был советским агентом. В одной из телеграмм упоминалась моя фамилия как сотрудникам разведки КГБ, работавшего с источниками по радиоэлектронике.

В последние годы ко мне обращались и русские, и американские корреспонденты с просьбой рассказать о работе с Юлиусом Розенбергом в военные годы, но, связанный позицией руководства внешней разведки, я вынужден был отвечать отказом. В начале 1993 г. мой лучший друг и соратник Анатолий Яцков несколько раз говорил мне: «Саня, у меня к тебе последняя убедительная просьба: напиши правду о Юлиусе Розенберге. Я не успел этого сделать, поэтому сделай это ты».

Выполнить просьбу Яцкова оказалось нелегко. Я начал с написания рапорта тогдашнему директору службы внешней разведки Евгению Примакову, в котором мотивировал необходимость положить конец нашему молчанию и выступить в защиту Розенберга. Двадцать седьмого января 1994 г. Примаков принял меня. Прочитав мой рапорт, он сказал: «Я все же думаю, что нецелесообразно официально признавать, что Юлиус Розенберг был нашим агентом. Но если Вы настаиваете на своем предложении, мы внимательно рассмотрим его на директорате службы». Я просил это сделать. Через полтора месяца мне сообщили, что моя просьба директоратом была отклонена.

Через некоторое время я написал второй рапорт, приведя в нем дополнительные аргументы в пользу обнародования дела Розенбергов о необходимости выступления в их защиту. В заключение я попросил сообщить мне о решении директората в письменной форме.

Через месяц меня вызвал один из заместителей директора и сообщил, что мое предложение директоратом снова было отвергнуто.

Я поставил своей задачей, пока я еще жив, рассказать историю моей почти трехлетней работы с Ю. Розенбергом: о наших встречах, беседах, о материалах, полученных благодаря его помощи, о побудительных мотивах сотрудничества его друзей с советской разведкой.

Я думаю, что любой читатель, знакомый лишь с официальной трактовкой американской стороны нашумевшего процесса над Розенбергами, с интересом прочитает впервые публикуемые мемуары советского разведчика, долгое время лично встречавшегося с Ю. Розенбергом.

Мне было легче работать над главой о моей разведывательной работе в Англии, где я лично встречался со всемирно известным ученым-атомщиком Клаусом Фуксом, от которого получал чрезвычайно важную информацию о ядерном оружии, создававшемся в США и Англии, а также о моей разведывательной деятельности в Вашингтоне, где я был резидентом КГБ и способствовал мирному разрешению опасного ракетно-ядерного Карибского кризиса — на изложение этих событий я предварительно получил разрешение руководства внешней разведки КГБ.

Думаю, что читателей заинтересуют и те главы книги, в которых идет речь о моих встречах с советскими государственными деятелями В. М. Молотовым и Н. С. Хрущевым, выдающимся английским писателем Бернардом Шоу, великим русским композитором Сергеем Рахманиновым и одним из крупнейших социологов XX века Питиримом Сорокиным. Надеюсь, читателям будет любопытно узнать некоторые подробности о таких значительных событиях, как поездка в 1959 году Н. С. Хрущева в США, убийстве президента США Дж. Кеннеди в 1963 г. и др.

Хочу подчеркнуть, что при подготовке книги я не ставил своей задачей дать широкую картину деятельности советской разведки в пору моей работы в ней. Моя цель — рассказать об операциях, в которых я принимал личное участие, о том, что отпечаталось в моей памяти, оставило след в моем сердце.

Я — типичный представитель поколения, пришедшего в разведку в конце 1930-х годов, когда после чистки кадров ОГПУ-НКВД в разведку стали набирать молодых людей пролетарского происхождения, только что окончивших институты.

Я родился 9 марта 1914 г. в Москве у Рогожской заставы (ныне застава Ильича), на Рабочей улице, в семье железнодорожного стрелочника, выходца из крестьян Тульской губернии. Отец и мать были малограмотными: всего две зимы ходили в церковноприходскую школу. В семье росло пять детей, я самый старший. Жили мы вместе с бабушкой и дедушкой в стареньком деревянном, без каких-либо удобств, одноэтажном домишке.

В 20-е годы источниками существования нашей семьи была небольшая зарплата отца, случайные дополнительные заработки, а также дедушкина корова Буренка. Дополнительные заработки мы получали за работу на так называемой «дровянке» на железнодорожном дворе, где. разгружали вагоны с дровами, кирпичом, антрацитом, песком, известью; с открытых платформ сгружали стальные балки и другие объемные грузы. Зарабатывали хорошо. За выгрузку вагона кирпичей — 4000 шт. — и укладку их в «клетки» платили 5 руб. 35 коп. Иногда за 9-10 часов работы в поте лица бригада отца (в нее входили дедушка Яков, мать и я) выгружала два вагона и зарабатывала 10 руб. 70 коп., тогда как месячная зарплата отца составляла всего 55 рублей.

С «дровянки» возвращались домой усталые и отмывались в корыте, летом — в сарае, а в холодную погоду — в квартире, теплой водой, которую мать грела в больших чугунах в русской печке. Запомнилось, что после тяжелого трудового дня и бани мама и бабушка кормили нас жирными щами, а на второе давали по полкилограмма поджаренной «пролетарской» колбасы с яйцами («пролетарская» колбаса, самая дешевая тогда, стоила 60 копеек за килограмм).