Андрей Стученко - Завидная наша судьба

И. Л. Сакович (фото 1940 г.)

— Ничего не могу сделать с ними. Отца нет, а они твердят одно: если не отпустишь, сами уйдем на фронт, — сказала мать. — Возьмите их, пожалуйста, я хоть буду знать, в какой они части воюют.

И тут же всплакнула под укоризненными взглядами сыновей.

— Зачислите их в комендантский взвод, — приказал я начальнику штаба и, как мог, успокоив мать, проводил ее до дороги.

Однажды Сакович попросил меня отпустить его на денек в Чебоксары:

— Хороших лошадей приведу.

Не поверил ему. Подумал: «Захотел домой, соскучился, решил проведать семью перед отправкой на фронт». Все же отпустил его.

Каково же было мое удивление, когда за два дня до нашей погрузки в эшелоны Сакович приехал и привез восемь чудесных полукровных лошадей — выпросил у правительства своей республики. Самую красивую — золотисто-рыжую Зою я взял сразу себе под седло, двух лошадей приказал вести «в заводу» (в запасе), остальных отдал своим заместителям и комиссару И. И. Шаповалову.

И. И. Шаповалов

Батальонный комиссар Иван Ильич Шаповалов прибыл к нам после прохождения курсов политсостава в Перхушково. Родом с Кубани, он был настоящим удалым казаком-рубакой и в то же время душевным, чутким воспитателем. Бойцы и командиры быстро полюбили Шаповалова. Это был умелый, принципиальный партийный руководитель, отличный организатор, страстный пропагандист.

В первых числах августа мы отправились на фронт. Ночью наш эшелон подошел к Москве. Начался вражеский авиационный налет. Взрывы бомб, стрельба зениток, вой сирен угнетающе действовали на людей. В вагонах ржали и метались лошади. Они били задними ногами в стенки вагонов, кое-где уже проломили доски. Пришлось отдать распоряжение всем пойти к коням и успокоить их. Это помогло. Лошади стали спокойнее. Моя Зоя, положив голову мне на плечо, жевала корку хлеба и косила на меня умным встревоженным глазом.

Ясный солнечный день. Эшелоны продолжают свой путь. Бойцы сидят у открытых дверей теплушек. Кто разговаривает, кто задумчиво смотрит вдаль, некоторые поют песни. В штабном вагоне тоже открыты двери. Мы с начальником штаба и комиссаром изучаем район выгрузки у Гжатска.

Вдруг в вагон влетает несколько листовок. Поднимаем их с пола, читаем, с недоумением смотрим друг на друга. Листовки вражеские. Они призывают красноармейцев убивать своих командиров, комиссаров и всех коммунистов, разоружаться и помогать немецким завоевателям устанавливать новый порядок.

Схватив телефонную трубку, даю команду на паровоз остановить эшелон. Дежурный эскадрон в пешем строю отправился прочесывать местность.

Трубач играет общий сбор. Люди сбегаются к штабному вагону. Я обращаюсь к ним, говорю о коварстве врага, разъясняю лживость его пропаганды, призываю к бдительности. Конники реагируют бурно. Многие кричат: «Смерть фашистам!» Раздается сигнал трубы, и все снова в вагонах. Эшелон трогается. На одной из остановок, сгрузив коня из вагона прямо на полотно, я поскакал в разместившийся на станции штаб Резервного фронта. Доложил о листовках. Мне ответили, что это не первый случай и принимаются необходимые меры.

Ночью мы выгрузились и походным порядком двинулись в район боевых действий. Шли только в темное время. В колоннах царила тишина, слышался лишь приглушенный стук лошадиных копыт да изредка доносилась произнесенная вполголоса команда. А с запада уже долетал гул канонады, кровавое зарево пожаров поднималось над горизонтом. В голову лезли мрачные мысли. В сводках Совинформбюро мало утешительного. Наши войска отходят, враг занимает город за городом...

Днем укрываемся в лесах. Особенно прячем лошадей. Немцы ищут нас. С рассвета в воздухе «рамы» — немецкие двухфюзеляжные самолеты «Фокке-Вульф-109». Обстреливаем их из автоматов и пулеметов, но проку от этого мало. Мы тогда не знали, что нижняя часть кабины летчика у этого самолета бронированная. Стоит «раме» обнаружить лошадей, как с запада появляются бомбардировщики и начинается ад. Нас засыпают бомбами, обстреливают из пулеметов и пушек, бросают куски рельсов, которые с противным воем летят вниз. От этого дикого воя лошади пугаются, подымаются на дыбы.

Однажды врагу удалось засечь наш обоз — на рассвете он не успел втянуться в лес. «Юнкерсы» обрушили на дорогу свой бомбовый груз. В предсмертных судорогах забились раненые лошади, задымились разбитые повозки. Осатанело хлопали зенитки, видимо установленные заранее для прикрытия нашей дивизии. Один из самолетов, оставляя длинный черный хвост, рухнул невдалеке от нас. В воздухе болтался выпрыгнувший с парашютом летчик.

Я приказал первому эскадрону в пешем строю прочесать лес и взять летчика живым. Вскоре его доставили ко мне. Это был высокий белокурый детина. На короткой тужурке несколько орденов. На допросе вел себя вызывающе, на все вопросы отвечал с наглой усмешкой: «Руссиш капут, капут!»

Ночью конники поймали вражеских лазутчиков, которые сигналили ракетами, пытаясь навести немецкие самолеты на нашу дивизию.

Дивизия уже больше недели на фронте, но в бою еще не была, хотя и имеет потери.

17 августа мы сосредоточились в лесах в районе Канютино. На следующий день предстояло идти в бой.

Враг рвался к Москве. На витебско-московском направлении наступали его 9-я армия и 3-я танковая группа. Войска Западного фронта получили задачу преградить путь врагу. По приказу Ставки 30-я армия, в которую вошла и наша 45-я кавдивизия, должна была нанести удар на Духовщину. Мы, кавалеристы, вместе со 107-й танковой дивизией получили задачу обойти город с запада и действовать по тылам группировки противника.

Но 18 августа у нас ничего не получилось. Авиация и артиллерия гитлеровцев нанесли нам большие потерн еще на подступах к линии фронта. Мы только вызвали раздражение пехоты, через боевые порядки которой проходили в конном строю: завидя нас, враг открывал бешеный огонь, от которого доставалось и пехотинцам.

На рассвете следующего дня дивизия вновь двинулась к линии фронта.

— Ваш полк головной. Надо уничтожить с ходу прикрытие немцев в роще и овладеть ею как исходным рубежом для атаки дивизии. — Генерал Дрейер ткнул пальцем в карту.

— Задача ясна, — отвечаю, — сейчас выброшу разъезды.

— Никаких разъездов: потеряем внезапность.

Я пытался возразить, но, видя, что это не поможет, скомандовал:

— Полк, рысью за мной, марш!

На всякий случай все же приказал головному взводу первого эскадрона опередить полк и первым ворваться в рощу.