Артемий Троицкий - Гремучие скелеты в шкафу Том 2

Когда ансамбль «Центр» года три тому назад впервые показался на сцене в костюмах, узких галстуках и развесив чубчики, шок в публике был настолько силен, что молва окрестила их «фашистами» [57] Безосновательный, но обидный и опасный слух, неустанно подогреваемый активным сексотом, неким М. Сигаловым, с тех пор. как В. Шумов однажды справедливо вышвырнул его из-за кулис. .

Шок быстро прошел. Антураж «восьмидесятых» был повсеместно схвачен, и вышедшие в 1984 году кассеты артистов «Рондо», «Зигзаг», «Кофе», «Метро», «Фокстрот» [58] Вовсе не хочу ставить крест на все:·: эти:·: исполнителя; будем надеяться, что в будущем они проявят больше фантазии. и некоторые другие убедительно и с разных сторон показали, что пресловутая «новая волна» может быть столь же скучной и недалекой, как хеви-метал, бард-рок или ВИА. (К слову сказать, в мировом масштабе термин new wave уже несколько лет как утратил какую-либо специфику и в «строгом» смысле слова давно не употребляется.)

И все же новое прогрызает себе дорогу сквозь любимое и комфортабельное. Даже оставив в стороне странные индивидуальные «прободения» вроде «Центра» или «Джунглей», можно говорить о ряде фундаментальных новых трендов, против которых не попрешь. (Хотя это не значит, что все старое немедленно отправится на свалку.)

Во-первых, технология творчества. Применение микропроцессоров совершает такой же переворот в популярной музыке, как в свое время появление электроинструментов. «Делание» музыки становится действительно абсолютно доступным (я не имею в виду деньги на покупку): не обязательно знать и одного аккорда — достаточно мизинца, чтобы сочинять и записывать песни. Во-вторых, психология творчества. Уходит в свой отстойник (где он будет еще долго громыхать) «потно-запильный» пафос. Сценический героизм и виртуозность остаются для девушек до 16 лет и студентов музыкальных училищ. На повестке дня — игра воображения (а не пальцев) и тонкая лабораторная работа со звуком и стилем. Представьте себе разницу между концертом и видеороликом, а также проникнитесь мыслью о том, что хороший ритм-компьютер и синтезатор с полисеквенсором могут сыграть неизмеримо техничнее Билли Кобхэма и Кейта Эмерсона соответственно, — и вы поймете, что я имею в виду под новым творческим подходом.

Много-много лет умные мальчики с затаенной завистью смотрели на сцену, где пыжились и тужились другие мальчики, которым, возможно, нечего было сказать — но они «владели инструментом». Наконец настало время тех, у кого есть что сказать и нет «навыков». Первым в ряду оказался Вова из Челябинска (где, пожалуй, и с «навыками» делать нечего, — но тем почетнее Вовина миссия). Он не использует процессор, но добивается сходного результата кустарным путем: выбрав законченный ритмический фрагмент фирменной записи, делает «петлю» и на образовавшийся ритм-трек накладывает голос. Вариант того, что на поп-жаргоне называется «скрэтч» [59] Сейчас это называется loop — «петля», а «скрэтч» (scratch) обозначает характерное елозение тонарма по винилу.(Прим.2007 г.) .

Люди (рок-фаны тоже люди), мыслящие по старинке, считают, что это «не музыка». Глупости. (Даже юридически к «скрэтчу» нет никаких претензий. Или коллаж/фотомонтаж — не искусство?) А по качеству звучания и пригодности для танцев работы Синего заметно превосходят средний уровень. Аранжировки, как вы понимаете, самые разнообразные. Тексты нередко трогательные (например, «Школьные годы»). Даже строго указав на известную монотонность, отсутствие сольных инструментальных партий и — в ряде случаев — досадную словесную прямолинейность, можно утверждать, что Вова Синий и «Братья по Разуму» записали альбом большой лирической силы и глубокой социальной симптоматики. Ритмы распадающихся основ. Это сконцентрировано в гениальной, пронзительной, как предчувствие гражданской войны, «Народной песне»: музыка Мородера, слова Лебедева-Кумача, голос Вовы с азиатской границы.

Это танцы со слезами на глазах.

1985

(Публикуется по авторизованной машинописи.)

Вообще не знаю, не помню, не понимаю, что это за текст. К тому же он явно не закончен. Наверное, 82/83 год — но адресат неясен… Может быть, для каких-нибудь иностранцев писал? Милая штучка, anyway.

Можно считать, что моему поколению не повезло. Мы опоздали к общественному ренессансу конца 50-х. Энтузиазм времен полета Юрия Гагарина и XXII съезда остался лишь в смутных детских воспоминаниях. Реально мы входили в жизнь и узнавали нашу действительность в годы сумрачной череды помпезных юбилеев, отмеченных фиктивными достижениями, и летаргической стабильности.

Я родился в 1955 году, и в это же самое время толстый Билл Хэйли и томный Элвис Пресли шокировали мир новой электрической музыкой под названием рок-н-ролл. Ей и суждено было стать нашим роком — в русском значении этого слова. У кого-то была «Катюша» и физкультурные парады, Братская ГЭС и кубинская революция, а у нас был рок. Что радостного и трогательного можем мы припомнить, думая об отрочестве и юности, — Новый Арбат, «Бриллиантовую руку», мини-юбки? Нет, скорее «Beatles». Конечно же «Beatles»… Рок воспитывал наши чувства и диктовал образ жизни — в большей степени, чем родители, книги, комсомол или телевидение (которые, кстати, в лучшем случае не имели к року никакого отношения, а в худшем — старались внушить нам, что это бяка, добиваясь противоположного результата).

Почему же эта заморская зараза так въелась в наши умы? Принято считать, что рок возникает из потребности творческого самовыражения молодежи, замешанной на чувстве социального протеста. Отчасти так оно и было. Хотя о реальном творчестве речи пока не шло: сотни и тысячи первых наших рок-групп пели популярные песни на плохом английском языке и были счастливы. Никакой осознанной гражданской позиции тоже в помине не было: просто кругом было фальшиво и скучно, а в роке — как раз наоборот. Рок был порывом не столько социального протеста, сколько отчуждения. В каком-то смысле это было массовым бегством от реальности и неосознанной попыткой создать «альтернативную» реальность — пусть даже смешную и в чем-то ущербную. У рок-коммуны — а она насчитывала миллионы, — была не только своя фетишизированная (и заимствованная) музыка, но и своя одежда, манера поведения, даже свой «полуанглийский» язык — «снял на стриту герлу, поехали на сэйш, но там был такой кантровый пипл, мы взяли кар и скипанули на флэт». Очень немногочисленные рок-группы, певшие по-русски, котировались невысоко: родной язык расценивался как признак конформизма.