Джордж Вейгел - Свидетель надежды. Иоанн Павел II. Книга 2

Люблинские требования эхом отдались по всей стране. 7 августа была уволена работница судоверфи имени Ленина в Гданьске Анна Валентинович, опытная крановщица и ветеран независимого профсоюзного движения. Она собирала огарки свечей на кладбище, чтобы сделать новые свечи в память расстрелянных во время демонстрации в Гданьске в 1970 г. рабочих, и была уволена за кражу. 14 августа 17 тысяч рабочих судоверфи объявили о том, что занимают предприятие в знак протеста. Во главе их стоял безработный электрик по имени Лех Валенса, который перелез через забор высотой двенадцать футов, чтобы пробраться на старое место работы. Забастовочный комитет судоверфи издал программу действий из восьми пунктов, которая резко усилила политическую часть требований. В дополнение к чисто экономическим рабочие выдвинули требования образовать свободное профсоюзное движение. Они также потребовали от властей морального удовлетворения — сооружения мемориала в честь рабочих, расстрелянных полицией в ходе массовых выступлений на судоверфи в 1970 г.

Предпринимая попытки связаться с местными партийными органами и правительственными чиновниками, епископ Гданьский Лех Качмарек предложил властям разрешить священнослужителям доступ к бастующим. По его мнению, подобные действия могли бы заметно прояснить обстановку и снять излишнее напряжение в обществе. Власти согласились на это. 17 августа отец Хенрик Янковский, пастырь Леха Валенсы, отслужил первую мессу на открытом воздухе на территории судоверфи имени Ленина, которая собрала не менее 4 тысяч рабочих и служащих. При этом еще около 2 тысяч членов их семей и друзей собралось за пределами проходной. В самом конце мессы отец Янковский благословил огромный деревянный крест, сооруженный усилиями местных плотников. Он был тотчас же установлен рядом с проходной № 2 и с тех пор служил в качестве временного мемориального знака в память о погибших во время забастовки 1970 г.

Первая торжественная месса в Гданьске и водружение мемориального креста придали этому городу и бастующим характер общенациональных героев, мгновенно ставших хорошо известными по всему миру. С тех пор все выступления рабочих в Гданьске стали сопровождаться образом Черной Мадонны и другими религиозными символами, которые со временем превратились в самые настоящие реликвии, посредством которых восставшие поляки подтверждали истину, предсказанную Иоанном Павлом II еще в июне 1979 г. Он еще тогда предвидел, что его соотечественники рано или поздно продемонстрируют возродившееся чувство собственного достоинства и докажут страстное стремление к свободе. Мадонна на воротах судоверфи, месса для бастующих рабочих, а также толпы выстроившихся в очередь бастующих, желающих во что бы то ни стало принять участие в религиозном обряде, — все это символизировало политизированный характер борьбы, которую они отчаянно вели с властями. Это должно было стать ненасильственной и саморегулирующейся революцией, которую так яростно опровергали в свое время Робеспьер, Ленин и многие другие сторонники насильственных действий в пантеоне современных революций.

Многие польские епископы, включая самого Примаса Вышыньского, очень медленно схватывали суть происходящих в Гданьске событий. Епископ Качмарек был в этом смысле весьма примечательным исключением. Проповедь Примаса в Ченстохове по случаю праздника Успения 15 августа не имела прямого отношения к событиям в Гданьске и больше напоминала торжества по случаю победы маршала Пилсудского над Красной Армией в 1920 году во время так называемого «чуда на Висле». Однако уже 17 августа, произнося проповедь в Вамбьежице, в Нижней Силезии, где находится мемориал Марии, Примас Польши упомянул «национальные волнения и национальную трагедию», а также обратился с призывом к «тем рабочим, которые борются за свои социальные, нравственные, экономические и культурные права». Слегка упрощенная версия этой проповеди, из которой были изъяты все решительные призывы и нарочито подчеркнуто все, что нацелено на поддержание «разума и спокойствия», была 20 августа передана по варшавскому телевидению. К этому времени Папа Иоанн Павел II уже предпринял первое вмешательство в эту драму и выслушал подробный отчет о двухнедельном визите в Польшу своего личного секретаря монсеньора Станислава Дзивиша. А во время традиционной встречи с паломниками 20 августа Папа призвал всех помолиться за «мою Польшу», а чуть позже в тот же день отправил личное послание кардиналу Вышыньскому. Обнародованное три дня спустя, это послание Папы самым непосредственным образом связало Церковь с требованиями рабочих гданьской судоверфи:

«Я снова молюсь о том, чтобы польский епископат во главе с Примасом… присоединился к нации в ее борьбе за ежедневный кусок хлеба, за социальную справедливость и за законное право жить по своему усмотрению и в соответствии с результатами своего труда». Подобные послания Папы были отправлены кардиналу Махарскому в Краков и епископу Стефану Бареле в Ченстохову. 21 августа епископ Качмарек отправился в Варшаву, чтобы ввести в курс дела кардинала Вышыньского и секретаря конференции епископов епископа Бронислава Дубровского. Кроме того, он хотел заверить духовенство в том, что лидеры забастовочного комитета действительно представляют интересы рабочих Гданьска. 22 августа позиции бастующих были заметно усилены, когда к ним по их просьбе прибыла группа польской интеллигенции во главе с Тадеушем Мазовецким, издателем ежемесячного католического журнала «Вьензь» [ «Связь»]. Они должны были сыграть роль советников и помочь бастующим защитить свои права. Это был прекрасный пример лишенной классовой подоплеки социальной солидарности, основы которой были заложены еще во время визита Папы Иоанна Павла II в Польшу в 1979 г. Кроме того, это было важным сопутствующим результатом открытого диалога между католической и некатолической интеллигенцией, организованного в Кракове по инициативе кардинала Войтылы. На следующий день, вернувшись в Гданьск, епископ Качмарек обнародовал заявление в поддержку рабочих, потребовав, правда, при этом, чтобы намеченные на тот же день переговоры с властями проводились в условиях «взаимопонимания и без ненависти».

Переговоры между правительственной комиссией и забастовочным комитетом судоверфи, который на самом деле представлял интересы рабочих всего Балтийского побережья Польши, достигли весьма деликатной фазы, когда 26 августа, в праздник Богоматери Ченстоховской, кардинал Вышыньский произнес слова традиционной молитвы в Ясногурском монастыре. В условиях, когда ситуация в Гданьске еще не нашла своего разрешения, у всех на уме была реально существующая угроза вторжения советских войск. Давление правительства на участников переговоров, вынуждая их принять предложенный правительством «компромисс», усиливалось с каждым часом, и вся нация хотела знать, что скажет по этому поводу Примас.