Джордж Вейгел - Свидетель надежды. Иоанн Павел II. Книга 1

«Должно быть, Бог и Его Святая Мать по своему умыслу пожелали ослепить врага… чтобы он зашел безрассудно далеко в своем беззаконии и алчности. Иначе мы бы никогда не осмелились поднять саблю в этом святом месте…

Враг насмехается над нами и хочет унизить нас, спрашивая, осталось ли у нас хоть что-нибудь из наших былых доблестей. Я отвечу на это так: мы потеряли все, кроме двух вещей, и это — наши Вера и честь, которые мы готовы показать пред лицом Богоматери — а этого достаточно, чтобы восстановить все остальное… [Наши враги] понимают, кто здесь имеет преимущество… [И] если Бог не ослепил их умышленно, они никогда не осмелятся напасть на Ясную Гуру. Поскольку этот день станет началом конца их превосходства и началом нашего пробуждения».

Великий популяризатор, Сенкевич сумел донести до массовой аудитории несколько ключевых идей польского романтизма, касающихся национальной истории: история имеет духовную основу; политический коллапс Польши вызван забвением национальных ценностей; восстановление польской независимости требует восстановления этих ценностей как фундамента нового польского государства. Приняв такое своеобразное видение истории, Кароль Войтыла мог углубить его в размышлениях над произведениями других великих писателей и поэтов польского романтизма, таких, к примеру, как Адам Мицкевич, Юлиуш Словацкий и Циприан Камиль Норвид.

Мицкевич (1789–1855) — поэт, драматург и политический деятель — являлся величайшей фигурой в польской литературе. Именно он стал основоположником польского романтизма. Родившись в Литве, он никогда не бывал ни в Варшаве, ни в Кракове. Скончался он в Константинополе. Но Мицкевича можно считать «посмертным ребенком» былого польско-литовского содружества. Бесспорный мастер именно польской литературы, он оставался для поляков непревзойденным большую часть девятнадцатого века. Интеллектуальная жизнь и литературная работа Мицкевича были полны страсти, в частности страсти в борьбе за независимость Польши. Он выразил свою страсть в виде ряда идей, выработанных на основе рационализма эпохи Просвещения и его антагониста — церковной проповеди покорности и смирения; на основе интуиции («правды сердца») приверженцев романтизма, с одной стороны, и присущего ортодоксальному христианству стремления к поиску объективной правды — с другой.

В эпических поэмах типа «Пан Тадеуш», фантастических поэтических драмах, подобных «Кануну Дня предков» (произведения, имевшего столь сильное воздействие на аудиторию, что царские цензоры время от времени запрещали его исполнение), и дидактических работах, подобных «Книге о польской нации и польских паломниках», Адам Мицкевич утверждал, что история имеет в своей основе духовное измерение, в котором страдание подготавливает душу к последующей славе. Такой мотив характерен для христианства — искупительное страдание как путь духовного воспитания; однако для Мицкевича искупительное страдание распространялось не на отдельного человека, а на нацию в целом. Расчлененная Польша являлась для него мессией среди прочих наций, страдание страны на Голгофе должно было обновить весь мир и указать путь, отличный от западного материализма, — путь в новую, духовную свободу.

Мицкевич считал себя сторонником политического прогресса и с симпатией относился к евреям. Лозунг Французской революции «Свобода, равенство, братство» он трактовал в духе своего понимания христианства. Мицкевич считал, что Христос, «второй Адам», сделал всех людей равными независимо от того, как они относятся к Христу. В новом, преобразованном революцией мире путь к правде будут искать с помощью основанной на вере интуиции, а не путем интеллектуальных размышлений и не поисками изречений «мудрецов», коих объявляет по своей воле «мир силы».

Юлиуш Словацкий (1809–1849) соперничал с Мицкевичем за роль духовного лидера поляков, живших за пределами страны. Его драма «Кордиан», совершенно определенно направленная против «Кануна Дня предков» Мицкевича, является эпическим произведением на тему истории. Взгляд Словацкого на историю передается автором в ряде сцен, рисующих духовную эволюцию своего героя. Предлагая себя Богу во искупление грехов своей страны, герой «Кордиана» взбирается на вершину Альп, готовый погибнуть ради того, чтобы Бог изменил ход польской истории.

Словацкого очень интересовал вопрос — каким мир казался Адаму, первому человеку на Земле? Литературные работы Словацкого в какой-то мере служили попыткой представить себе, как возник мир и каким будет дальнейшая его судьба. Подобно другим деятелям польского романтизма, Словацкий верил в то, что разделенная, страдающая Польша играет уникальную роль в драме мировой истории. Взгляды Словацкого отличало убеждение, что «дух», некогда создавший мир и оказывавший влияние на каждую из сменяющих друг друга фаз истории, теперь находится в Польше — для того чтобы способствовать рождению человека, который поведет человечество из царства страдания к новому и лучшему будущему. В последний, мистический, период своей жизни Словацкий написал поэму о «Папе-славянине», который станет «братом для всего человечества». Но главной работой этого периода была незаконченная эпическая поэма «Король-Дух», «показывающая блуждания духа, который говорит с… вождями, королями и святыми на протяжении многих столетий европейской цивилизации». В этой работе Словацкий наиболее сильно продемонстрировал мистическую сторону своих произведений. По словам Нобелевского лауреата Чеслава Милоша, «он придал историческим событиям космическое измерение и сумел увидеть в истории сверхчеловеческие, мистические силы, которые влияют на судьбы человечества». Созидательно провозглашенное «Слово» может повести историю в том направлении, в котором хочет устремить ее Дух [41] Здесь: намек на начальные строки Евангелия от Иоанна «В начале было Слово» (Ин. 1.1). .

Кароль Войтыла выучил наизусть «Пана Тадеуша» и участвовал в постановке «Кордиана», но наиболее сильное из всех польских поэтов влияние на него оказал Циприан Камиль Норвид (1821–1883), который, согласно Милошу, «вдохновляет стать Дон-Кихотом, рыцарем правды». «Человек рождается на этой планете для того, чтобы дать свидетельство истине», — пишет Норвид, повторяя слова Евангелия от Иоанна [42] По всей видимости, имеются в виду слова: «И познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8.32). , и величайшей правдой, для которой каждый свидетель должен быть рожден, является, что «Христос вывел человечество из царства необходимости в царство свободы». Поэзия Норвида стала попыткой найти правду вещей посредством искусства. В своем творчестве Норвид сознательно отвергал принцип «искусства ради искусства».