Константин Писаренко - Елизавета Петровна

Третьего ноября 1760 года сенаторы ознакомились с проектом реформы системы российского образования, предусматривавшей введение единого для всех дворян трехступенчатого обучения:

1. Столичные высшие учебные заведения (кадетские корпуса, университеты).

2. Дворянские гимназии в губернских и крупных уездных центрах с преподаванием европейских языков и «оснований» наук.

3. Дворянские школы в прочих городах с изучением русской грамматики и арифметики.

К тому времени проблема переподчинения важнейших ведомственных «вузов» практически была урегулирована. С 16 декабря 1756 года Сухопутный шляхетский корпус контролировал в должности корпусного полковника добрый приятель Ивана Шувалова бригадир Алексей Петрович Мельгунов, которого 12 февраля 1759 года защитил собственным высоким статусом великий князь Петр Федорович. 19 января 1760 года полновластным главой Петербургского университета и гимназии стал М. В. Ломоносов, за 1758–1759 годы на правах члена академической канцелярии реорганизовавший обе структуры по «московским» принципам. 25 октября 1759 года возник Императорский пажеский корпус под управлением швейцарца-гофмейстера Теодора Генриха Чуди, бывшего у Ивана Шувалова секретарем и редактором основанного в 1755 году и издававшегося на французском языке журнала «Литературный хамелеон». Судя по высочайшей инструкции, корпус задумывался как элитное учебное заведение наподобие британских Кембриджа или Оксфорда, воспитывающее разносторонне развитых и ответственных молодых людей, которые должны были прийти на смену чиновникам, урывками учившимся при Сенате «чему-нибудь и как-нибудь». После отъезда Чуди за границу (1760) обучением пажей руководил учитель немецкого языка и физики Иоганн Филипп Литке, с 1755 по 1759 год преподававший в гимназиях Московского университета. Наконец, 23 октября 1757-го куратор Шувалов, используя привилегию на «дополнение штата», провел через Сенат создание в Петербурге общегосударственной Академии художеств в пику разрозненным «ремесленным училищам» живописцев, архитекторов, скульпторов и т. д., имевшимся, во-первых, при Академии наук, во-вторых, чуть ли не у каждого мастера того или иного направления искусства (в число пострадавших попала и авторитетная школа архитектора Д. В. Ухтомского, в 1749–1764 годах работавшая в Москве).

Четырем из вышеперечисленных «институтов» первой очереди (Сухопутному кадетскому корпусу для военных, двум университетам для гражданских, Академии художеств для творчески одаренных), о которых и шла речь в шуваловском представлении Сенату, предстояло, перейдя под власть куратора Императорского Московского университета (читай — президента Коллегии образования), наладить механизм обеспечения армии и госучреждений достойными кадрами. Учебные заведения, отвечавшие за подготовку специалистов особых квалификаций (Морской, Инженерно-артиллерийский, Пажеский корпуса), судя по всему, ожидало то же, но позднее. Самое интересное, что гимназии и школы, похоже, назывались дворянскими номинально, ибо в них могли бы учиться, пусть и отдельно от дворян, юноши всех сословий, за исключением крепостных (разумеется, при наличии необходимой для содержания денежной суммы), потому что именно такую практику завели гимназии Московского и Петербургского университетов, которым конечно же старалось бы подражать большинство провинциальных школ (в Казанской гимназии разночинное отделение появилось 10 мая 1759 года).

Итогом сенатского обсуждения, состоявшегося 3 ноября 1760 года, стала рекомендация Шувалову: не пренебрегая консультацией с профессорами Академии наук, внести на апробацию штат общегосударственной системы обучения. Но в академических стенах Иван Иванович столкнулся с пассивным сопротивлением реформе: господа ученые не торопились с подачей мнений, а из тех, кто успел высказаться, многие отрицательно отозвались о возможности приема в гимназии разночинцев. Не потому ли царский фаворит 20 марта 1761 года предложил Сенату, не дожидаясь сочинения академией «оных штатов», запросить высочайшую резолюцию по принципам реформы, «дабы прежде, нежели в подробности школ вступить, поведено было воспитание и учение и вступление в службу на таком основании, как от меня подано, установить»?

Похоже, эти планы всерьез задели очень влиятельных персон. В заседании 3 ноября 1760 года участвовали А. Д. Голицын, Я. П. Шаховской, И. Г. Чернышев, А. Г. Жеребцов, Р. И. Воронцов. Кто-то из пятерки напомнил реформатору о «вспоможении» Академии наук. Тогда же хозяева Петербургского университета догадались, что вот-вот потеряют университет с гимназией, и стали исподволь противодействовать сопернику. Едва ли Шувалов удивился тому, что 20 марта сенаторы не поддержали идею обращения к императрице. Пришлось кое-кого хорошенько припугнуть, и 5 июня Сенат согласился попросить государыню «для лутшаго распорятку» пожаловать в товарищи президента Академии наук Г. И. Головкина, гофмаршала великого князя. «За воспоследовавшими обстоятелствами» доклад в царские руки не попал (под резолюцией расписались И. И. Неплюев, А. Г. Жеребцов, Р. И. Воронцов, М. И. Шаховской). Зато 20 августа сенаторы возобновили прения, 13 сентября продолжили и 19 октября проголосовали за то, чтобы посоветовать царице одобрить акт о незачислении дворян в службу до семнадцати лет, дабы «обучатца им в назначиваемых в городах школах и гимназиях, а потом в здешнем и московском университете и в кадетском корпусе», после чего «по беспристрастном экзамине определять по склонности их и наукам и по желаниям в военную или гражданскую службу прапорщичьими чинами». Кроме того, отличников планировалось поощрять дополнительным трехлетним обучением, до двадцати лет, с правом выпуска в чине подпоручика, поручика или капитана армии, а лентяев, ограничивающихся знанием российской грамоты, выпускать унтер-офицерами.

Цейтнот, отсутствие союзников (П. И. Шувалов уже тяжело болел), фактическая автономия университета и гимназии под опекой Ломоносова, протеже Шувалова, помешали сторонникам Разумовского и Теплова дать реформаторской партии должный и эффективный отпор. Как всегда, Елизавета Петровна рассчитала комбинацию до мелочей. И, как обычно, себе отвела роль независимого арбитра, который в сложившихся условиях не может не утвердить полезный для общества проект даже в ущерб интересам одного из уважаемых ведомств. 29 октября 1761 года беловой экземпляр доклада завизировал Неплюев, затем Жеребцов, Воронцов и Шаховской. Однако на этом процедура и застопорилась: замешкались или тянули с подписанием А. И. Шувалов и Костюрин; прочие сенаторы «по сему не при-судствовали». А 25 декабря скончалась Елизавета Петровна, немного не успев с приданием реформе необратимого характера {110} 110 О борьбе вокруг реформы системы образования см.: РГАДА. Ф. 248. Оп. 1/39. Д. 2875. Л. 18–21, 202–203 об.; Оп. 1/40. Д. 2944. Л. 16–23, 35–46, 48–51 об., 82–83 об.; Д. 3019. Л. 251; Оп. 136. Д. 3302. Л. 23–24; Оп. 137. Д. 3358. Л. 52–60 об.; Д. 3362. Л. 1–4, 404–419 об.; Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. 9. С. 527, 528, 537, 538, 553–555, 570, 571, 902–904; Т. 10. С. 761; Материалы для истории пажескаго Его Императорскаго Величества корпуса. Киев, 1876. С. 23–30; Артемьев А. И. Указ. соч. С. 61. .