Ольга Ярикова - Юрий Поляков. Последний советский писатель

— Слушай, ребенок, а давай всем говорить, что ты из английских Поляковых? Я с ними тридцать лет дружу, попрошу — они подтвердят!

— Нет.

— Почему?

— Успех не стоит обрезания.

— Правильно, мальчик!

Но вернемся к разговору с Феликсом Кузнецовым, открывавшим мне тайны большой национально-культурной политики середины 1970-х.

— Значит, во-первых, вы были против меня из-за фамилии. Это выяснили. А во-вторых?

— Во-вторых, Юра, ваши кудри!

— Кудри-то тут при чем, Феликс Феодосьевич?! Есенин тоже был кудрявым… Мы рязанские…

— Ну, простите, простите, старика, я слишком тогда всерьез воспринял задание начальства… Но и вы уж слишком были деловиты. Как-то не по-русски…

— А почему в итоге согласились?

— У вас, Юра, была идеальная анкета! Горком в нее просто влюбился. А с горкомом не поспоришь…»

Так осенью 1978-го в Московской писательской организации появился новый комсомольский секретарь, который оживил ее застойную тишину. Собрания, прежде носившие формальный характер, при нем превратились в творческие отчеты и дискуссии, на которых поэты-комсомольцы читали по кругу свои стихи. Например, Владимир Шленский:

Потом, конечно, шли обмывать обсуждение в Пестрый зал. Впрочем, эта традиция существовала и до Полякова, он просто ее бережно сохранил.

«В Пестром зале можно было послушать угрюмые колымские рассказы уже слегка тронувшегося умом Шаламова, он любил подсесть к компании молодежи. Запросто чокнуться с Григорием Поженяном или спросить совета у Межирова, который, с кием наперевес, спустился из бильярдной в бар — хлопнуть рюмку. Ме-жиров торопливо разрешал прочесть одно-два четверостишья, морщился и говорил:

— Никаких глагольных рифм, понял? — и убегал в бильярдную: играли там по-крупному.

Можно было издали полюбоваться на Евтушенко, одетого в парчовый пиджак, или поздороваться с оппозиционным Вознесенским, которого всюду конвоировала жена Зоя Богуславская — Оза, ответственный секретарь комитета по Ленинским премиям. Или нарваться на неприятности с буйным во хмелю поэтом Анатолием Передреевым, который однажды, со словами «Ненавижу иллюзии», ни за что ни про что сломал челюсть всемирно известному фокуснику Игорю Кио».

Зимой 1978 года произошло еще одно знаменательное событие: Феликсу Кузнецову ради сплочения писательских рядов удалось добиться возобновления многотиражки «Московский литератор», закрытой в конце 1950-х. Тогда от руководства Московской писательской организацией был отстранен благоволивший к либералам Степан Щипачев, в молодости послуживший в ОСВАГе [12] О С В А Г (Осведомительное агентство) — информационно-пропагандистский орган Добровольческой армии, а в дальнейшем — Вооруженных сил Юга России во время Гражданской войны. . Тогда же грянули скандалы с выпущенным Калужским книжным издательством альманахом «Тарусские страницы» [13] «Тарусские страницы» вышли в 1961 году. Составителем значился писатель и драматург Николай Оттен, но фактически сборник подготовил Константин Паустовский. Ответственность за выход альманаха взял на себя секретарь местного обкома по идеологии Алексей Сургаков, который разрешил не пропускать тексты через московскую цензуру. Среди авторов стихов и прозы: Николай Заболоцкий, Борис Слуцкий, Давид Самойлов, Евгений Винокуров, Аркадий Штейнберг, Булат Окуджава («Будь здоров, школяр!»), Борис Балтер («Трое из одного города» — в более поздней версии «До свидания, мальчики»), Константин Паустовский («Золотая роза»), Владимир Максимов («Мы обживаем землю»), Надежда Мандельштам, Юрий Казаков. . Особенно возмутила начальство повесть Булата Окуджавы «Будь здоров, школяр!», вызвавшая нарекания прозаиков-фронтовиков. Не понравился наверху и очерк Александра Яшина «Рычаги», напечатанный в «Новом мире». Насторожило восторженное обсуждение столичными коллегами романа Владимира Дудинцева «Не хлебом единым», нашедшее отражение в писательской многотиражке. В итоге литераторы столицы остались без газеты.

И вот, почти через 20 лет, было решено возобновить издание. Спешно создаваемой редакции требовались журналисты. Юрий, имевший уже опыт работы в газете, оказался подходящей кандидатурой.

Когда он стал отпрашиваться у первого секретаря Бауманского райкома, тот предложил ему перейти в штат. Случись это годом раньше, он, не раздумывая, принял бы предложение, но теперь Юрий уже твердо решил, что аппаратной карьеры делать не будет. Аппаратная борьба азарта у него не вызывала, а без готовности вести ее в райкоме делать нечего. Юра уже мысленно связал свою жизнь с литературой, и публикации, которые шли теперь одна за одной, подтверждали: в выборе поприща он не ошибся. Тем более что он привез из армии более ста стихотворений, которые принимали во всех редакциях на ура.

В феврале 1978 года подборка армейских стихов Юрия Полякова вышла в суперпопулярном журнале «Юность». «Фактически как поэт я стал известен именно после этой публикации, — вспоминал он много лет спустя. — Мои стихи заметили потому, что в них был тот искренний, непосредственный патриотизм, который давно выветрился из так называемых «воениздатовских» произведений, и тем более из сочинений тех, кого не совсем справедливо звали «мандельштампами» и «пастернакипью». Одно из стихотворений подборки тут же перекочевало в миллионы дембельских альбомов:

Вот как пишет о том времени сверстник Полякова, литературный критик и автор предисловия к его первому избранному Владимир Куницын, сын того самого мятежного марксиста Георгия Куницына:

«В 1978 году в гостиной Центрального дома литераторов происходило знакомство с творчеством трех молодых поэтов — Елены Матусовской, Лидии Григорьевой и Юрия Полякова. Помню экспрессивные, страстные, напористые строчки Григорьевой, мудро-печальные и тонко сплетенные стихи Лены Матусовской (к огромному сожалению, так рано ушедшей из жизни).