Денис Целых - Романцев. Правда обо мне и «Спартаке»

Мы сильно раскручиваем его юморные или блатные песни. Они приятны, и поэтому мы их часто слушаем. Они действительно отличные, но у нового поколения создается впечатление, что он больше ничего не писал. Нет – он сочинял очень серьезные вещи, мало кому подвластные. Их-то и надо в школу.

С самим Высоцким я, увы, знаком не был. Но хорошо знал его друга – Олега Даля. Он болел за «Спартак», часто ходил на футбол. Был знаком с режиссером театра на Таганке Юрием Любимовым. Он познакомил меня с Данелия, Говорухиным. А еще дома у меня есть пепельница, которой я регулярно пользуюсь, – подарок Никиты Высоцкого.

За «Спартак» болели многие люди из артистического мира. Например, актер Александр Калягин – мы с ним большие кореша. Дружны с Михаилом Ефремовым, Галиной Волчек, Александром Ширвиндтом. Когда мы со «Спартаком» начали летать чартером, я часто приглашал в самолет актера Александра Фатюшина. Мы с ним близко дружили.

Из музыки я очень любил «Битлз». Пластинки доставал где только мог. В том числе через фарцовщиков, они торговали на «Беговой». А когда появились магнитофоны, стали переписывать друг у друга. Любил «Роллинг Стоунз» – Мика Джаггера. Потом – уже позже – «Пинк Флойд», «Лед Зеппелин». Долго искал пластинку певицы Далиды – она мне очень нравилась. Позже мы нашли эту пластинку вместе с Хидей в каком-то закоулке во Франции.

Я не люблю дни рождения, праздники, застолья. Я по жизни – одиночка. Люблю побыть наедине со своими мыслями. Закроешься в своей комнате – сидишь себе, думаешь или что-нибудь пишешь… Люблю кофе. К нему я пристрастился уже в зрелом возрасте, когда стал выезжать за границу. Начал пробовать разные сорта, понравилось.

Никак не могу преодолеть пристрастие к табаку. Я не курил целый год, когда работал в Орджоникидзе. Тянуло, конечно, но я решил, что не буду курить, – и ни разу не сорвался. А пришел в «Спартак» – и снова сразу закурил. И никак не могу бросить. Со мной сейчас очень борется Валера Газзаев. Предлагал даже какие-то таблетки. А я ему ответил: «Валера, подожди. Это надо делать самому». А он бросил, молодец. Хотя раньше меня начал и курил больше, чем я.

Актер Александр Ширвиндт подарил мне трубку – вишневую, обожженную. «Тут приятен сам процесс – берешь, медленно набиваешь», – говорил он. Я попробовал: здорово, конечно, но очень долго. А тут взял сигаретку – и сразу куришь. Назар Петросянц, правда, приучил меня к мундштукам – в них остается никотин, когда куришь.

Однажды я закурил на скамейке во время Евро-1996. Там это было запрещено. Ко мне сразу подошел полицейский: мол, нельзя. Так Александр Хаджи чуть не съел его за это! Набросился, дескать, иди отсюда, не приставай! А вот когда играли в манеже, о сигаретах я даже не вспоминал. Знал изначально, что там курить нельзя, и сразу отбросил мысли об этом.

Есть еще одна любопытная история, связанная с курением. Руководитель «Лужников» Владимир Алешин однажды закупил новые тартановые дорожки, на которых стоят тренерские скамейки. И я после первой же игры прожег эту дорожку своим окурком. «Елки-палки, только купил!» – хватался за голову он. Но Алешин быстро нашел выход из положения: после этого случая каждый раз ставил рядом с нашей лавкой большую урну с пепельницей.

Пока мне не хочется бросать курить. Но, может, в итоге все же послушаю Газзаева – слушком уж он настойчив! Как минимум сокращу число выкуренных сигарет в день. А может, и брошу.

Из воспоминаний Вадима Романцева:

– Я рано начал курить, лет в 16. Когда отец узнал про это, он отвел меня в сторонку и сказал: «Значит, так. Давай-ка ты завяжешь с этим делом. И тогда я тоже брошу курить, договорились?» Он действительно бросил – хотя до этого курил по две-три пачки в день. И продержался дольше меня. Я первый сломался. А после этого и он снова закурил. Стимул пропал.

Нравится ли мне моя упертость? А что может в ней нравиться? Уперся рогом и давишь. Конечно, иногда не мешает иметь побольше гибкости. Но меня уже не переделать. И другого меня не будет.

Журналисты упрекали меня за то, что я часто не ходил на послематчевые пресс-конференции. Я действительно их не любил. Понимал, что сгоряча во мне говорят эмоции. Иногда что-то скажешь, а потом жалеешь об этом. Однажды у меня так вылетела фраза про Тихонова, Кечинова и Бушманова. Ее потом трансформировали в слова про «отработанный материал». Хотя я сказал по-другому. Как бы то ни было, слово не воробей. Но ты всегда рискуешь сказать что-то не то по горячим следам, под обстрелом журналистских вопросов.

Мне гораздо проще было сесть с человеком и пообщаться один на один. Спокойно ответить на все вопросы, объяснить, рассказать. Например, в Тарасовке. Я и в редакции газет ездил. Но сразу после игры, когда ты только что вернулся с раскаленной сковороды, дать адекватную оценку иногда бывает трудно. Есауленко и Нечаева, а затем Заварзин уговаривали меня ходить на пресс-конференции. Но я решил, что лучше буду платить штраф 10 тысяч из собственного кармана. Кстати, я не всегда пропускал эти пресс-конференции. Но порой действительно понимал – не готов я к этой пытке. И сознательно отлынивал. Я понимаю, что не прав. И признаю это. Но по-другому я поступать не мог.

Ходить или нет, зависело от настроения. Бывало, что я пропускал пресс-конференции после выигрышных матчей, а после проигрышных – наоборот, ходил на них. В общем-то, я человек настроения, никуда от этого не денешься. Иной раз оно ни с того с ни с сего пропадает – и мне вообще ничего не хочется. А потом так же резко появляется – и я, наоборот, готов работать сутками напролет. В общении с людьми – то же самое. Иной раз появится настроение – и я готов долго общаться с человеком, которого едва знаю. Зато в другой ситуации могу замкнуться, даже если рядом близкие друзья.

Знаю, что многие журналисты меня за эти пресс-конференции не любили. Я их понимаю. Это их работа, их хлеб. Им всегда хочется, чтобы тренер после матча брякнул что-нибудь эдакое. Кому-то я не нравился из-за других вещей. Я никогда не пытался понравиться журналистам, как это делали многие тренеры. Но тренер и не должен стремиться к тому, чтобы нравиться всем. Нельзя для всех быть мягким и пушистым. Надо понимать: футбол – это своего рода война, пусть и бескровная.

Была одна пресс-конференция, на которую мне, наверное, не стоило идти. Я о встрече с журналистами на Кубке Содружества в 2001 году. Но что было, то было. Я не спал два дня перед тем матчем. Тогда навалились и футбольные проблемы, и трудности внутри клуба. После игры решил – все, отдыхать. Ни о какой пресс-конференции и речи не шло, решил – не пойду. Напряжение – жуткое! Мозг работает – не отключается, а физически уже и сил нет, но все равно уснуть не могу. Не подсаживаться же на снотворное. И тогда решил, как делают в народе – надо выпить, выключить голову. Может, так сон придет. И уже когда выходил, чтобы уехать из «Олимпийского», меня перехватили. И вот в таком состоянии я оказался на пресс-конференции. Некрасиво – да. Но я же живой человек, не робот. Если ошибался – это были мои ошибки. Хотя такие ошибки не делают мне чести.