Варвара Головина - Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Сама графиня Головина была весьма скромного мнения о своих «Записках» и не хотела дать им громкого названия мемуаров: «они, — говорит она, — содержат лишь скромные воспоминания о царствовании Екатерины II, Павла I и его сына Александра». Действительно, рамки ее «Записок» довольно узки: мало интересуясь общими и политическими вопросами, она излагает преимущественно только те факты; которые так или иначе касались особ, к которым питали привязанность, так что «Записки» Головиной не имеют даже автобиографического характера, не представляя почти никаких сведений о ее семействе и о ее жизни во всем ее целом. Пред читателями являются три центральные фигуры ее воспоминаний: Екатерина II, императрица Елисавета Алексеевна и принцесса де-Тарант, к которым Головина питала любовь, доходившую до обожания. Искренность и правдивость Головиной не подлежат сомнению: о фактах, которые ей не нравились, она молчит, но не потому, чтобы она сознательно хотела извращать истину, а просто потому, что ей тяжело, неприятно о них вспоминать и говорить; зато все, о чем она говорит, она действительно видела или слышала, придавая слышанному полную веру. Таким образом, личная жизнь Головиной, ее личные свойства, достаточно ясно определяют содержание ее «Записок», но на объем его, кроме того, повлияло и др. случайное обстоятельство. Прожив большую половину жизни и желая возобновить в памяти подробности о сношениях своих с любимыми лицами, Головина начала писать свои «Записки» лишь для себя одной, но об этой ее работе узнала императрица Елисавета и пожелала познакомиться с нею. Начало «Записок» (об екатерининском времени) встретило одобрение императрицы, и, приглашая Головину продолжать «Записки», она просила её сообщать ей их и впредь. Легко понять, что это желание императрицы Елисаветы Алексеевны побудило Головину вводить в свои воспоминания по преимуществу или те факты, которые касались императрицы, или те, на которые Головина желала обратить ее внимание. Поэтому время царствования Павла I, когда Елисавета Алексеевна испытывала сильные огорчения в семейном быту и когда Головина находилась в Петербурге, является наиболее полной и любопытной частью ее «Записок», также заслужившей полное одобрение императрицы. Но пребывание графини за границей, ее сношения с обитательницами Сен-Жерменского предместья и патерами не могли в то время интересовать государыню, вообще чуждавшуюся Франции и не любившую французов ни старого, ни нового поколения, и она дала заметить это графине Головиной; с другой стороны, Головина не могла уже писать о придворных событиях и о русской современной жизни с тою же подробностью, как прежде, так как ее «воспоминания» хронологически превращались уже в «дневник» или, точнее, в «летопись», в которой уже неудобно было доводить до сведения государыни о лицах и событиях. Это было причиной того, что последняя часть записок Головиной, обнимающая собою время с 1805 по 1807 год, является наиболее краткой, до лаконизма, несмотря на важность происходивших в то время событий; но, при всей своей краткости, некоторые сведения, сообщаемые Головиной даже в этой части, чрезвычайно интересны по своему исключительному значению.

Головина писала для себя и императрицы, которую она чрезвычайно любила: следовательно, она не хотела и не могла сочинять; одобрение императрицы придает «Запискам» Головиной также особую цену, так как служит во многих отношениях мерилом чувств и мнений самой государыни. Но правдивость Головиной не может быть гарантией достоверности фактов, о которых она передает по слуху: точно также ее точка зрения на происходившие пред ее глазами события, ее оценка лиц, с которыми ей приходилось встречаться, — не всегда отвечает действительности: впечатлительный автор «Записок», с одной стороны, слишком увлекался своими симпатиями и антипатиями, а с другой — склонен был смотреть на вещи исключительно с моральной и житейски-мелочной точки зрения. Политическую общественную жизнь графиня Головина знала очень мало и поэтому не понимала сокровенного смысла даже тех событий, в которых принимала непосредственное участие, и от которых часто страдала, хотя в коренной причине своих страданий не могла дать себе отчета. Придворные интриги были чужды Головиной, и она, например, положительно уверяет, что императрица Екатерина не думала лишать Павла Петровича прав на престолонаследие, хотя, вероятно, охлаждение к Головиной великого князя Александра и великой княгини Марии Феодоровны вызвано было именно особым вниманием Екатерины к Головиной в то время, когда, противодействуя планам императрицы, они отстраняли от себя всех преданных императрице лиц. В примечаниях к «Запискам» мы делаем иногда оговорки к подобным неумышленным ошибкам Головиной, но подобные ошибки являются лишь новым доказательством чистоты ее сердца и порукой в ее безупречно-искреннем образе действий в испорченной нравственно придворной среде конца XVIII века.

Фактическая часть «Записок» Варвары Николаевны Головиной не исчерпывает, однако, их значения. Во всех правдиво написанных, не сочиненных мемуарах нужно отличать душу их от тела; факты — это тело мемуаров, а душу их составляет неуловимый, но ясно чувствуемый отпечаток эпохи во всех рассуждениях автора, в его образе мыслей и чувства, во всех подробностях излагаемых фактов и манере их изложения, и чем мельче какой либо факт, чем он обыденнее, тем ближе, нам кажется, соприкасаемся мы с недавней стариною. От «Записок» Головиной веет в некоторых местах поэзией: многие из нарисованных ею картин быта и нравов просятся на полотно или на страницы художественного исторического романа. Впечатление, оставляемое чтением «Записок», такое же чистое, как чиста нравственная личность их автора, умевшего любить и не находившего в себе сил для вражды.

В «Записках» своих гр. Головина упоминает несколько раз о художественных своих работах. Известен, между прочим, ее рисунок: Екатерина, сидящая в Царскосельской Камероновской колоннаде. На экземпляре гравюры с этого рисунка, принадлежавшем гр. Д. А. Толстому, помечено внизу пером: «Catherine II, dessinée par Mad-e la Comtesse Golowine». По отзыву Д. А. Ровинского, рисунок этот — «очень характерный и схожий профиль Екатерины» [31] Д. А. Ровинский: «Подробный словарь русских гравированных портретов», II, 866, № 342, IV, 393. . В драгоценной своей коллекции П. Я. Дашков успел сохранить для потомства несколько других работ, Головиной. Если за границей сохранились еще другие рисунки Головиной, то нельзя не выразить желания, чтобы они нашли себе место в русском национальном музее — императора Александра III, точно так же, как бумаги ее вполне прилично было бы хранить в другой русской сокровищнице — в Императорской Публичной библиотеке.