Владимир Утилов - Вивиен Ли

К концу октября работа над фильмом завершилась. Лоренс Оливье и Вивиен Ли решили еще раз проверить себя. Оливье выехал на Капри с Джилл Эсмонд, Вивиен Ли собралась в Европу с Ли Холманом. Однако судьба как будто подталкивала ее к Оливье. В последний момент Холман не смог оставить дела и убедил жену ехать вместе с Освальдом Фрюэном. Фрюэн, который со слов друга считал «Вивлинг» очень красивой, очень избалованной девушкой с очаровательными манерами и полагал, что она не слишком умна и сердечна, давно уже «начал размышлять». Естественно, он согласился составить ей компанию.

Холман знал, что Вивиен Ли неизменно пользовалась успехом у огромного большинства мужчин. Точно так же он знал, что каждый раз она устанавливала дистанцию (ближе или дальше, зависело от человека), и невидимая эта граница существовала всегда, помогая сохранить дружбу, уважение и то благородство отношений, которое раздражает и ставит в тупик людей низких и злых.

Всю дорогу из Лондона в Рим Вивиен Ли и Фрюэн провели в разговорах, и старый моряк не переставал удивляться:

«С тех пор как она внезапно, в один вечер, обрела славу, а я попрекнул ее этим и предположил, что она станет другой, а она едва не расплакалась, я полюбил ее братски и не мог понять, почему вдобавок не влюбился в нее до безумия. Меня очень волновала мысль — удастся ли мне благополучно выйти из этой ситуации? Я мог не волноваться.

Интеллект, внушавший ей отвращение к самой мысли, что успех позволяет менять отношение к людям, сохранил ее столь же простой, восприимчивой и жизнерадостной, как если бы она была юной школьницей, впервые путешествующей со старшим братом. Ее удивительное внимание к людям поменяло нас ролями: она чувствовала себя старшей и заботилась обо мне. Это человек с головой, и нам ни разу не пришлось скучать. Она вела себя так естественно, что даже мысль поухаживать за ней не приходила в голову. Конечно, я влюбился в нее, и, если бы поездка продолжалась три недели, а не десять дней, ей пришлось бы что-то придумывать. Однако все было безупречно — ни одной задней мысли…»

Поездка оправдала все ожидания. Они поднялись на Этну, осмотрели развалины старой крепости сарацинов. Вивиен Ли предпринимала самые утомительные походы, наслаждалась теплом и с энтузиазмом писала мужу: «Завтра мы выезжаем в Сиракузы, чтобы успеть на самолет в Неаполь, а затем на Капри, где проведем четверг и пятницу. Затем вечер в Неаполе или Риме и домой к тебе, дорогой. Мне бы не хотелось возвращаться назад, если бы я не думала, что тебе одиноко, если бы я не хотела так видеть тебя. Было бы чудесно когда-нибудь еще раз приехать вместе в такое теплое, солнечное местечко!»

Через несколько дней идиллия кончилась. Когда они появились на Капри, в вестибюле отеля «Квизиана», там их ожидала встреча с Джилл Эсмонд и Лоренсом Оливье.

Два дня на Капри решили все. Дома, в Лондоне, или в поезде, рядом с Фрюэном, она могла убеждать себя, что забыла о существовании Оливье. Здесь перед ней был человек, которого она любила с присущей ей бескрайностью, — как будто только сейчас ощутила себя женщиной, и не она, а кто-то другой выходил за Ли Холмана, томился в родильном доме, держал на руках маленькую Сюзанну.

Оливье тоже забыл о сомнениях. Присутствие Вивиен Ли преображало все вокруг — он сам становился веселей, остроумней, обаятельней. Жена находилась тут же, но он забывал о ней: Джилл казалась такой заурядной, такой банальной…

Ко дню рождения Вивиен Ли она с Фрюэном вернулась в Лондон.

Вероятно, ее спутник догадывался о ее чувствах, но запись в дневнике Фрюэна говорит не столько об опасении за семейный очаг друга, сколько о горечи неизбежной утраты: старый моряк понимал, что «Вивлинг» ожидают большие перемены («Так завершился один из самых счастливых эпизодов моей жизни. Счастливых не только потому, что Вивиан так прелестна и сама возможность видеть ее приносит счастье, не только потому, что ее манеры так изящны, а мысль так стремительна. Помимо всего она необыкновенно внимательна к людям, и это всегда и со всеми. Рано утром после бессонной ночи в поезде или промозглым вечером после дождливого, утомительного дня. Будь вы ее единственным другом в округе или просто гостем на приеме, где собрались все Молодые, Выдающиеся, Занимательные. Она всегда одна и та же и всегда относится ко мне, как будто я ее лучший друг, которого она не видела около месяца и встретила на какие-нибудь полчаса. Я никогда не встречал ничего подобного. Она — Идеальный Товарищ»).

Фрюэн не ошибся: в жизни Вивиен Ли завершался целый период. Когда они приехали в Рим, ей звонил Оливье. Разговор кончился нервным кризисом.

В прошлом она не раз представляла, как скажет мужу (она даже знала, какими словами), что чувствует себя виноватой и очень, очень рассчитывает на его удивительную доброту. Это ужасно, но только теперь, встретив другого человека, она поняла, что значит любить. Конечно же, Ли Холман понимает, что совместная жизнь обернулась бы пыткой и лицемерием. В воображении она слышала печальный, но исполненный благородства ответ (так бы ответила она сама) — мне очень жаль, но, конечно, я сделаю все, что ты хочешь.

Теперь нее перед ней на мгновение и очень рельефно возникло лицо Холмана, и она поняла, что он может ответить иначе. Ее охватил ужас — а если муж действительно скажет «нет»?

Теперь против нее восстанет мир ее юности. Прежде всего, миссис Хартли. Слова матери молотком разбивали затылок: «Развод — это грех, которому нет прощения, нет прощения, нет прощения!»

Разумеется, у нее заберут Сюзанну. Ли Холман — юрист, да и не надо быть юристом, чтобы получить соответствующее постановление суда… Перед глазами проходили удивленные лица подруг и воспитательниц в Рохемптоне — не может быть, чтобы Вивиан Хартли оставила мужа с ребенком и ушла с женатым человеком — его сыну нет и трех месяцев… Общество тоже будет против нее — еще один результат пропаганды женского равноправия! А если это повредит карьере Лоренса?!

Даже в этом лихорадочном смятении мысль работала стремительно. Важно одно: что скажет Ли Холман. Сама она, несмотря на недоумение и обиду (конечно, Ли будет недоумевать), дала бы согласие немедленно. Нельзя же затягивать петлю на шее человека. Тем более что ты говоришь о своей любви к нему!

Конечно, Ли Холман считает иначе. Миссис Хартли тоже. Но разве ошибка в выборе человека — грех, а не трагедия? И разве можно назвать грехом ее неподвластное разуму, нарушающее все законы тяготения чувство! Не скажет она мужу, что считает себя виноватой. Это же несправедливо!

Нет, не ожидала Вивиен Ли, что в самый счастливый момент ее жизни, когда душа должна парить, лететь, стать совсем невесомой (а так оно и было!), она окажется так несчастна, напугана, истерзана — первый нервный кризис в ее жизни…