Отто Скорцени - Секретная команда. Воспоминания руководителя спецподразделения немецкой разведки. 1939—1945

Буквально с каждым днем бои становились все ожесточеннее и ожесточеннее — русские продолжали атаковать нас в одних и тех же местах. К тому же промозглая влажная и холодная погода предъявляла серьезные требования к физическим возможностям солдат оказывать сопротивление. Тем не менее, несмотря на то что мы пополнили свои подразделения людьми, отбившимися от своих частей и буквально скитавшимися по полям и лесам, за все время, к моему удивлению, было отмечено не более семи случаев дезертирства. Думается, не стоит говорить, что такие солдаты были отданы под дивизионный военно-полевой суд. Насколько я помню, четверых из них приговорили к смертной казни, и после утверждения корпусом приговор был приведен в исполнение. Не наблюдалось также и ослабления воинской дисциплины. Наоборот, по мнению бывалых командиров, подразделения сражались настолько хорошо, что складывалось впечатление, будто бой вела дивизия, спаянная многомесячным пребыванием на фронте.

В парках Шведта были заложены кладбища для погибших героев. И хотя по сравнению с другими участками фронта наши потери являлись относительно небольшими, ряды могил множились и множились, что меня сильно удручало. В этой связи нельзя не сказать еще об одном моменте, характеризовавшем сплоченность личного состава моей дивизии, — на территории, занятой противником, или на нейтральной полосе не остался лежать ни один павший солдат. По ночам боевые группы притаскивали мертвых боевых товарищей в свое расположение, и их хоронили со всеми воинскими почестями. Поэтому мне горько осознавать, что, насколько мне известно, сегодня в Шведте солдатские захоронения в парках сровняли с землей.

Однажды к нам в пополнение прибыла казачья рота под командованием русского полковника С., которая провела несколько смелых ночных рейдов. Затем мне переподчинили румынский полк, и румыны сражались не хуже своих немецких товарищей по оружию. В рядах же батальонов истребительных частей СС дрались норвежцы, датчане, голландцы, бельгийцы и французы. Поэтому можно сказать, что под Шведтом действовала настоящая европейская дивизия, олицетворявшая собой объединенную Европу. Хотя не стоит исключать, что для подлинного достижения этой грядущей цели у большинства солдат, возможно, не хватало чувства локтя, появляющегося в совместных боях. В любом случае мы это единство испытали на себе, и, несмотря на суровость тех дней, оно продолжает жить в наших воспоминаниях и до сих пор вызывает светлые и теплые чувства.

Как-то раз случился большой аврал — в сумерках русским большими силами удалось прорвать главную линию нашей обороны и вклиниться в нее вдоль дороги на Кенигсберг. Через несколько же часов они захватили населенный пункт Грабов и оказались буквально в трех километрах от Одера. Наши солдаты на внутренней линии обороны были готовы к отражению атаки. Собрав в кулак последние резервы, штурмовую роту и подразделения саперного батальона, я перешел в контратаку, но она была отбита. Удалась только третья попытка с фланга, и мы подошли вплотную к Грабову. Завязался ожесточенный бой буквально за каждый дом. В тумане путь нам освещали горящие избы и танки, но продвижение вперед осуществлялось очень медленно — русские оказывали отчаянное сопротивление возле каждого забора и живой изгороди. Было уже совсем темно, когда нам удалось полностью восстановить положение и занять наши старые главные оборонительные позиции.

Работы у санитаров заметно прибавилось, а у полуразрушенной часовни мы сложили наших павших солдат, среди которых находилось не меньше четырех моих боевых товарищей по Гран-Сассо. Мне ничего другого не оставалось, как молча пожать руку обер-лейтенанту Швердту, которому они были наиболее близки.

Когда мы спустились в отвоеванный подвал, служивший командным пунктом парашютно-десантного батальона, то, к величайшему моему удивлению, оказалось, что телефонная связь все еще работала. Я немедленно связался с командным пунктом своей дивизии, чтобы сообщить об успешном завершении атаки, и тогда мне доложили, что меня на протяжении нескольких часов ожидает рейхсмаршал Герман Геринг.

— Сейчас буду, — ответил я и бросил трубку.

Я нашел рейхсмаршала на казарменном дворе восседавшим в своей машине с открытым верхом в окружении солдат. Мне бросилось в глаза, что на его серой форменной одежде не было видно ни одной награды. После моего доклада об обстановке он во что бы то ни стало захотел проехаться по плацдарму. Я согласился, однако его окружение явно не пришло от этого в восторг, а какой-то генерал шепнул мне на ухо:

— Под вашу ответственность.

В ответ я только пожал плечами, радуясь про себя первому посещению моего плацдарма столь высокопоставленным лицом.

Проехав Нидеркрениг, я дал знак обеим машинам остановиться — здесь дорога противником могла просматриваться, и мне не хотелось рисковать, подвергая рейхсмаршала опасности обстрела со стороны русской артиллерии. Мы спешились и дальше к горящему селу стали красться друг за другом по придорожной канаве, не раз ложась рядышком на вспаханное поле, когда снаряд с той стороны ударял слишком близко.

Еще издали мы увидели на дороге горящий русский танк, а потом подошли к расчету 88-мм зенитного орудия люфтваффе.

— Да, ребята, ловко это у вас получилось, — проговорил Геринг, указывая рукой на танк.

Он пожал каждому зенитчику руку, а затем выдал расчету шнапс и сигареты. В нескольких сотнях метров на огневых позициях стояла противотанковая пушка. Орудийный расчет из истребительной части СС «Центр», завидев рейхсмаршала, застыл по стойке «смирно».

— Как жаль, что вы не подстрелили этот танк, — заметил Геринг.

— Осмелюсь доложить, господин рейхсмаршал! — покраснев от возбуждения, выпалил унтер-офицер, командовавший расчетом. — Мы поразили его дважды!

Геринг улыбнулся и нашел чем угостить и этих солдат.

Наконец мы очутились в селе, и рейхсмаршал принялся внимательно изучать следы прошедшего боя. Особенно его интересовали танки.

«Хорошо, что мы не взорвали их, как обычно», — подумал я, ведь у нас было принято взрывать подбитые танки после каждого боя.

Геринг с трудом спустился на командный пункт батальона, где тоже раздал подарки. Мой начальник оперативного отдела, слывший заядлым курильщиком, получил от него целый ящик сигарет самого лучшего сорта. Начало смеркаться, и я дал команду, чтобы машины подъехали к нам. В Шведте возле моста мы с рейхсмаршалом распрощались.

Между тем русские привели в порядок полевой аэродром возле Кенигсберга, а мы с помощью дальнобойных 105-мм зенитных орудий пытались помешать его эксплуатации. Для этого на одной из церковных колоколен был оборудован наблюдательный пункт, откуда по телефону шли доклады о каждом заходящем на посадку самолете. Нам казалось, что даже нескольких точных попаданий по взлетно-посадочной полосе окажется достаточным для того, чтобы спровоцировать аварии, ведь в отдельные дни русские боевые летающие машины начали доставлять нам заметное беспокойство.