Николай Палибин - Записки советского адвоката. 20-е – 30-е годы

Он был милостив ко мне, так как чувствовал себя победителем…

«Саботажниками», между тем, были простые землепашцы, семь членов правления, не сумевшие справиться с огромным и сложным хозяйством, тем более что самое колхозное дело было еще совершенно новое, многое зависело не только от их умения и знаний, но и от причин совершенно посторонних. Кроме огромного массива земли, постоянных перебоев с транспортом, сложного стойлового содержания скота в зимнее время, отсутствия материалов и средств и других бесконечных затруднений, правление имело дело с живым человеческим инвентарем, пассивно относящимся к ненавистной колхозной системе.

Еще одним тяжелым моментом в этом деле было крещение ребенка в церкви бухгалтером колхоза. Этим делу придавался какой-то религиозный колорит. Крещение было произведено где-то в отдаленной станице, под Екатеринодаром, и, конечно, тайно. Суд выяснял, кто присутствовал при крещении, кто был кумом, кто кумой, верует ли бухгалтер в Бога и почему. Бухгалтер отрекся от всего и сослался на желание жены крестить ребенка.

Сам бухгалтер не был членом правления, он был вольнонаемным в колхозе. Никакого отношения к продаже пяти гектаров хлеба на корню, к полке, к хлебопоставке, к падежу телят он не имел и ни в коем случае не мог быть привлечен к обвинению в «саботаже». Но он крестил ребенка, и выпустить его из рук значило лишить дело религиозного колорита, а это было для ГПУ и суда слишком заманчиво: религиозность, проникшая в правление колхоза, — одна из причин развала колхоза. Упустить антирелигиозную пропаганду и недосмотреть религиозную подкладку дела — значит проявить политическую слепоту. И бухгалтеру была «пришита» недостача с целью развала колхоза.

Советская бухгалтерия, прежде всего производственного типа, а тем более колхозная, это особая система. Счетные планы в 50–60 печатных страниц, которые нужно изучать месяцами, счета, к ним тысячи субсчетов, сложнейшие балансы по четвертям года, по полугодиям, затем и годичные, статистика с ведомостями размером в простыню с тысячами граф, процентами, различного рода сводки ежедневные, пятидневные, месячные, квартальные… Пример. Баба пришла побелить облупившуюся стенку и получила за эту работу один рубль. В смысле бухгалтерии это требует следующего: дебет бабе, кредит кассе, начисление в фонд социального страхования с этой суммы, две докладные записки завхоза — о необходимости ремонта и об окончании его (обе с резолюциями директора «разрешаю» и «уплатить», последняя, кроме того, с визой главного бухгалтера). И это при отсутствии писчей и копировальной бумаги и счетных аппаратов, при малограмотности и невежестве работников. При этом бухгалтер должен знать все советские законы — финансовые, трудовые, колхозные, следить за деятельностью ревизионных комиссий и инструктировать их, привлекать растратчиков к ответственности и оформлять на них дела, накладывать вето на незаконные финансовые и хозяйственные действия директора или председателя и вести все расчеты с государственным банком. И вот он сидит, не спавший уже несколько ночей, стучит на счетах косточками. В лампе нет керосина, лопнувшее стекло заклеено обгорелой бумагой, чернила замерзают, так как в комнате холоднее, чем на дворе: у него не сходится баланс, а срок давно уже истек. Да он и сам — малоквалифицированный работник, хотя и носит высокое звание, а помощники у него — счетоводы, вовсе невежественные люди: где же взять знающих, когда колхозы расплодились, а колхозная бухгалтерия находится еще в стадии изучения в «научно-исследовательских» институтах.

В связи с этим бывший наркомзем Юрикин предпринял целую аферу по изучению в «низовке» методов и способов колхозного учета и составлению образцовой системы, для чего им были разосланы наркомземовские бухгалтера-инструкторы в 25 губерний и областей. Была выпущена брошюра об учете в колхозах в количестве 10 миллионов экземпляров. Составители ее нарасхват приглашались для чтения лекций о «простейшем учете в колхозах» в различные институты, заведения и учреждения, получали огромные гонорары. Вдруг в газете «Известия» появилась статья с критикой этой брошюры, запахло «вредительством» в учете — «на этом важнейшем участке хозяйственного фронта». Сталин теперь приказывал ввести простейший учет, а в 10 тысячах колхозов применить двойную итальянскую бухгалтерию в виде опыта.

Казалось бы, что за плохую работу бухгалтера можно было бы уволить, и статья 47 Кодекса законов о труде оставляет за нанимателем право расторгнуть трудовой договор в случае обнаружившейся непригодности нанявшегося. Но нет! Этот конторский труженик заплатил своей жизнью за… крещение ребенка.

Отдал также свою жизнь во имя построения социализма и заведующий МТФ — молочно-товарной фермы — за падеж телят, вызванный отсутствием молока (которое все шло в госпоставку), прелым сеном, поскольку в колхозе не было сеновала (их вообще нет ни в одном колхозе), сквозняками и сыростью в развалившихся помещениях и отсутствием медикаментов. «Как, — восклицает прокурор, — при таких огромных возможностях колхоза не утеплить телятников? Это прямой саботаж!» Он умалчивает о том, что солому для утепления привезти не на чем: нет лошадей даже для того, чтобы доставить раненого или роженицу в больницу. Ведь все зерно забирает государство, в результате чего вымирают не только лошади, но и целые станицы. При этом в степи стоят колоссальные стога соломы, годной для утепления, на верхах их орлы вьют гнезда, а внизу волки делают логова. Беглые люди устраивают себе там жилища, разводят огонек и кипятят воду. Колхозники же топят хаты, ломая свою изгородь и надворные постройки.

Такие разнородные события, как хлебозаготовка и падеж телят, культурно-массовая работа и бухгалтерия, могли быть соединены в одно дело лишь при условии доказанности сговора, умысла и контрреволюционных целей. В таком случае действительно обвиняемые отвечали бы солидарно, как соучастники, и лишь в этом случае можно было бы говорить о «развале» колхоза как цели и результате преступной деятельности обвиняемых. А так как ни умысла, ни цели, ни сговора не было, то органы ГПУ и суд устранили эти вопросы из рассмотрения вообще и, взяв разрозненные голые факты, объединили их под статью 58–7 УК и под декрет от 7 августа, т. е. под саботаж и разбазаривание.

В своих аппетитах и требованиях к колхозам государство доходило до виртуозности: молоко должно быть не менее 4,9 % жирности, пшеница не менее 128 золотников «в натуре», не более 3 % засоренности и не более 14 % влажности. В случае нарушения этих норм оно увеличивало количество подлежащих сдаче продуктов (конечно, на этой почве происходит бессовестный обмер, обвес, обсчет). Колхознику остаются отбросы и «выточки» в размере, достаточном для голодного существования. И если государственное задание не выполнено, не может быть рассуждений ни об умысле, ни о целях, ни о «составе преступления». Поэтому все мои попытки в заседании краевого суда во время разбора дела и в Верховном Суде по моей кассационной жалобе, в которой я старался указать на принципы уголовного права и развивал указанные выше соображения, остались бесплодными и, должно быть, с точки зрения советских органов «правосудия», вредными, раз дело идет не о правосудии, а о судебно-политической кампании по «слому кулацкого саботажа на Кубани».