Василий Головко - Эхо фронтовых радиограмм [Воспоминания защитника Ленинграда]

Может быть, от этого блокадного перегрева конечностей ног у меня они и до сих пор всегда холодные, мерзнут даже при плюсовой температуре.

И еще одно незабываемое воспоминание сидений у печки. Смотришь в спины и затылки курсантам, и видишь, как по ним неторопливо ползают вши. Сегодня многие не знают, что такое вшивость. А тогда она была ужасной. В баню не ходили, белье не меняли. Вши забивались во все швы одежды, в волосы, уши, ходили по людям цепочками по своим дорожкам, как это делают муравьи. Лично у меня их было немного. Еще тогда я заметил, что степень вшивости зависит от состояния человека. У кого их было много, тот долго не протягивал.

Здесь же у печки многие курсанты варили себе в консервных банках пищу. Нет, не дополнительную, откуда ей быть, когда весь Ленинград голодал. Просто разбавляли полученную в столовой пустячную норму питания обычной водой. Получив на завтрак 100 грамм черного, как земля, эрзац хлеба и две ложки каши-размазни, солдат складывал все это в консервную банку, которую постоянно носил в противогазной сумке. Затем бежал во двор, разыскивал лопнувшую трубу водопровода, доливал в банку воды и шел к печке. Банку запихивали через дверцу к горящим дровам, подогревали пищу и затем тут же ее съедали. Это было повальное, массовое явление самообмана. Все искали способы, как увеличить объем пищи. Но этот способ таил и огромную опасность.

Нетерпение брало верх, очередь с консервными банками у горящей печки торопила, и многие, не дождавшись пока смесь в банке закипит, употребляли ее едва-едва подогрев. Заканчивалась такая трапеза очень часто печальным исходом — расстройства желудка, понос, санчасть и — смерть.

Лично я, хотя и не часто, но тоже пользовался этим способом. Но какое-то деревенское чутье подсказывало: будь осторожен, не употребляй не кипяченое. И хотя было весьма не просто дождаться результата, когда со всех сторон торопят, подталкивают, я, несмотря ни на что, ни разу не съел не прокипяченную смесь в банке!

При постоянном, изнуряющем чувстве голода, мысли были заняты только одним — пищей. В поисках ее мы становились невероятно изобретательными.

Как я уже говорил, военная школа по под готовке радиоспециалистов была создана на базе эвакуированного из Ленинграда военного училища связи. Конечно, питание в училище связи было хорошим. Это мы поняли, когда в зимние блокадные дни раскопали возле пищеблока помойку. Не знаю, по каким причинам ее не убрали, но эта огромная куча костей, хлеба, овощей, перемешанная с землей и снегом, стала для курсантов школы настоящим Клондайком, который мы начали активно разрабатывать.

Я про помойку прослышал с опозданием, когда уже большая часть кучи была перерыта, но все-таки еще успел прилично подпитаться. Перво-наперво это кости. Я знал, что кости наиболее безопасная пища с точки зрения длительного нахождения на помойке. И вот, раздобыв несколько крупных мосластых костей, я шел опять же к той печке, и в огне держал кость, пока она не начинала чернеть. После некоторого охлаждения обугленную кость начинал грызть. Сейчас уже не помню ее вкус, но употребил я их много. Впрочем, жженных костей и другие съели немало. Помойка спасла в ту зиму не одну, наверное, жизнь.

Иногда на помойке попадался кусок хлеба, покрытого плесенью, кочерыжка от кочана капусты или затвердевшая каша. Все это тщательно очищалось, разогревалось в смеси с водой, доводилось до кипения и употреблялось в пищу. Однако, «малина» эта длилась не долго. Помойку быстро «переработали» и каждому, кто успел «нажировать» на ней, достались жалкие крохи. Мне удалось сделать некоторый запас костей и я еще долго жарил их в печке и грыз всухомятку.

Были и другие способы добычи пищи, и хотя вспоминать о них неприятно, но, как говорится, «слов из песни не выбросишь».

Из раздаточной пищеблока на завтрак, обед и ужин пища курсантам на столы подавалась официантками. Двигались они по коридору, выходили на площадку лестничной клетки, а затем поворачивали в столовую. Так вот, наиболее физически сильные и рослые курсанты в коридоре или на площадке подстерегали официантку, которая несла над головой поднос с тарелочками каши-размазни, быстро хватали одну или две тарелочки (в две руки), тут же слизывали кашу и убегали во двор.

Однажды в коридоре столкнулось несколько «хватальщиков». И когда начали охоту за кашей, официантка резко повернулась, поднос соскочил с ладони и тарелки с кашей полетели на бетонный пол. Боже мой, что тут было! Вместо того чтобы бежать с места происшествия, все бросились на пол и стали с бетонного пола слизывать кашу-размазню.

Конечно, эти выходки строго наказывались, выставляли дежурных по пути официантки, ловили «хватальщиков», но лично я каким-то образом избежал наказания, хотя и не раз пользовался этим способом.

Еще был и такой метод добычи пищи. Пищеблок располагался на первом этаже, а столовая на втором и третьем. Пища подавалась из пищеблока в столовую грузовым лифтом, а в раздаточной разливалась в посуду и разносилась по столам. Когда поубавилось курсантов, второй этаж пустовал, а кормились все на третьем этаже. Уже не помню, как возникла идея, кто был ее автором, некоторые курсанты, пробравшись на пустующим второй этаж, вскрывали дверцу грузового лифта и терпеливо ждали, когда пища пойдет на третий этаж. Задача состояла в том, чтобы изловчившись, на ходу зачерпнуть миской пли кружкой из открытого бака, стоящего на движущейся вверх площадке лифта, супа или каши. О том, что мы тем самым уменьшаем порции своих товарищей, как-то не думалось. Но лазейку эту прихлопнули очень скоро.

Ну и чтобы завершить описание «аморальных» действий в блокадную зиму, опишу еще одно. Как я уже говорил, со стороны Суворовского проспекта школу от города отделяла высокая решетка. Ежедневно, особенно по выходным дням, у решетки толпились гражданские лица с папиросами и табаком, который они меняли на пищу. При голодном рационе пищи в школе многие курсанты меняли кусочки хлеба на курево. Лично я ни разу такого обмена не делал, так как пищу, особенно хлеб, не мог держать в руках даже несколько минут — тут же съедал. А курить хотелось. Курил сухие листья с деревьев, кое-что давали и школе. Однажды, болтаясь у решетки и видя протянутые руки с папиросами, махоркой, табаком, я выхватил у какого-то парня пачку махорки и побежал вглубь двора школы. Решетка была высокая, и я никак не думал, что ее кто-либо одолеет, но вскоре тот парень догнал меня, отнял махорку, да еще и съездил по шее. Появление гражданского лица на территории военной школы, конечно, не осталось незамеченным. Нас перехватил часовой и доставил в проходную школы на Суворовском проспекте. Дежурный офицер допросил нас обоих, выяснил суть дела, а затем изрек: