Вадим Осипов - Мореходка

Вообще, нам очень повезло со всеми преподавателями! Те знания, которые они сумели донести до нас, надёжно служат нам до сих пор. Хотя ЛМУ ММФ давало своим выпускникам среднее техническое образование, уровень их подготовки был весьма высоким. Что значительно облегчало дальнейшее обучение в учебных заведениях высшей школы. Низкий вам поклон и огромное спасибо за полученные от вас знания, дорогие наши преподаватели!

CXLVI.

Отдельно хочется вспомнить о нашем классном руководителе (или наставнике нашей группы) – им был Рувим Абрамович Гутман. «Беня» – так называли его курсанты всех выпусков, которые у него учились. Был он человеком весьма пожилым, и о нём ходили слухи, что он вёл свою преподавательскую деятельность со времён основания нашего Училища. Этот высокий, немного сутулый, седой и сухощавый человек одевался в видавший виды костюм и традиционные сандалии. Он был офицером-отставником, закончившим службу в звании полковника. Нам он читал курс «Электрорадиоматериалы» на первом году нашего обучения в ЛМУ. Свою кличку «Беня» он, по разным версиям, получил… Или за то, что в летнюю жару носил открытые сандалии, с не застёгнутыми до конца металлическими пряжками, которые при ходьбе издавали звуки «Бень! Бень!» Или же, по другой версии, кличка пошла от его имени Рувим. Библия трактует это имя как производное от ра’а («увидел», «узрел») и бен («сын»). Но, как бы там ни было, иначе, как «Беня – фторопласт-4», Рувима Абрамовича курсанты меж собой не называли.

Рассказывая нам на лекциях о свойствах различных материалов, используемых в электро– и радиотехнике, Рувим Абрамович всегда особо отмечал изоляционный материал фторопласт-4. О нём он мог рассказывать бесконечно, воспевая его замечательные свойства в прямо-таки молитвенном экстазе! Если во время лекции, одурев от духоты и монотонного бубнения преподавателя, курсанты начинали «впадать в кому», то всегда была возможность задать Бене вопрос по ходу лекции, но с обязательным упоминанием в нём фторопласта-4! Услышав знакомое «кодовое слово», Рувим Абрамович преображался и с юношеским задором делал «лирическое отступление» минут на десять-пятнадцать от изложения основного материала! Поскольку при этом он входил в некое состоянии транса, то, подобно соловью или токующему глухарю, он не мог остановиться, пока не выговаривал нам весь объём заложенной в его память информации об этом замечательном материале! Его тираду мы знали наизусть, поэтому могли слушать её с закрытыми глазами, согласно кивая опущенными головами в такт декламируемой преподавателем речи. В конце её организм, по привычке выработанной многократными повторениями, автоматически просыпался, и мы, прекрасно отдохнувшие за это время, готовы были рукоплескать докладчику в конце его выступления! Беня возвращался «с небес на землю», оторопело оглядывал непонимающим взглядом аудиторию, вспоминал, где он находиться, и лекция продолжалась.

Свои конспекты лекций мы вели под диктовку Рувима Абрамовича. Беня, в свою очередь, диктовал нам материал из своего конспекта, который был записан им на пожелтевших от времени отдельных листах бумаги формата А4. Листы эти были сложены в потёртую кожаную папку для бумаг и были такими же древними, как и сам преподаватель! Когда ребята, пользуясь отсутствием Гутмана в перерыве между лекциями, заглядывали в них, то видели всю историю технического прогресса, отмеченную рукою Бени на страницах его конспекта. Слово «паровоз», написанное карандашом, было зачёркнуто, и над ним чернильной ручкой было написано слово «тепловоз». Которое в свою очередь тоже было зачёркнуто, но уже шариковой ручкой, и ей же сверху было написано слово «электровоз». Листы конспекта располагались в строгом порядке, последовательно один за другим. Когда на перерыве ребята видели, сколько листов им ещё предстоит записывать за Рувимом Абрамовичем на следующем часе, то они, желая сократить для себя объём надоевшей писанины, перекладывали несколько листов из прочитанной преподавателем стопки в ещё не прочитанную. Вернувшись в аудиторию, Гутман удивлённо смотрел на не прочитанные им листы, копался в прочитанных, и удивлённо спрашивал нас: «А что, я вам разве этого уже не говорил?»

– Нет, нет! Не говорили! Этого ещё не было! – дружно отвечали мы ему, и Рувим Абрамович недоумённо теребил очки, досадуя на свою старческую память, и начинал читать лекцию заново. Беня ни на букву не отступал от изложенного на страницах текста, заставляя нас записывать учебный материал под его медленную диктовку. Он скрупулёзно и тщательно выговаривал слова с присущей только ему манерой произношения. Например, диктуя нам фразу: «Вихревые токи возникают в проводах, по которым проходит переменный ток», слова «вихревые токи» он произносил, как «выхрывые токи»! Курсанты, услышав непонятное слово «выхрывые», переспрашивали: «Какие токи?»

– Выхрывые! Выхрывые токи!

– Какие, какие? – не унимались курсанты.

– Выхрывые токи! Вых-ры-вы-е!

– Так и писать?

– Так и пишите!

– Рувим Абрамович, а вы можете это слово на доске написать? Чтобы нам понятнее было! – давились от смеха курсанты.

Беня брал мел и писал на классной доске – «вихревые токи»!

– Теперь понятно? – оборачивался он к нам.

– Да, да! Теперь понятно! – дружно отвечали мы, пытаясь не расхохотаться.

Если курсант, отвечающий у доски, «плавал», отвечая на заданный преподавателем вопрос по предыдущему учебному материалу, то, чтобы «не утонуть» и не получить «два шара», он мог исхитриться свернуть в своём ответе на упоминание фторопласта-4, пытаясь спастись и хватаясь за эту «единственную тонкую соломинку»! Услышав «кодовое слово», Рувим Абрамович мог «повестись» на это, и его внимание переключалось на знакомый сюжет! Поскольку каждый из нас знал о фторопласте-4 всё, что нам многократно излагал сам Беня, то «утопающий» имел шанс протянуть время своего ответа до спасительного звонка и тем самым избежать позорного конца! Но этот приём нельзя было применять до бесконечности. Гутман был стар, но неглуп! Если он убеждался, что из него хотят сделать идиота, то он записывал фамилию наглеца в свою отдельную тетрадочку, и это было для «прОклятого» равносильно смертному приговору! На каждом последующем занятии несчастный провинившийся курсант вызывался Беней к доске и «размазывался» преподавателем, как слизняк под каблуком! Бедолаге оставалось одно из двух: либо вызубрить, как «Отче наш», весь конспект лекций по «Электрорадиоматериалам», либо выкрасть ненавистную тетрадь и стереть из «расстрельного списка» свою фамилию, записанную карандашом! Что удивительно, это срабатывало! И «гонения» на неудачника прекращались!