Рейнхард фон Шеер - Германский флот в Первую мировую войну [изд. Эксмо (2002 г.)]

В первый период войны высшее командование придавало больше значения обороне морского фронта, осуществлявшейся флотом, а не тем потерям, которые флот так или иначе имел возможность нанести неприятелю; поэтому линейные корабли продолжали оставаться в бездействии.

Тем временем продолжались попытки нанести неприятелю потери путем малой войны; имелось в виду произвести набеги крейсеров на английское побережье и в Скагерраке. Подводные лодки все более расширяли круг своей деятельности, и 8 сентября на их долю выпал наконец первый успех, выразившийся в потоплении подводной лодкой U-21 (Херзинг) у входа в Ферт-оф-Форт легкого крейсера «Патфайндер». За ним последовал тяжелый удар, нанесенный 22 сентября Веддингеном (U-9), который в 20 милях на NW от Хуг-ван-Голланд пустил на дно три броненосных крейсера: «Кресси», «Абукир» и «Хог».

Имя Веддингена было у всех на устах. Его успех с полной очевидностью показал, что можно в дальнейшем ожидать от подводных лодок после того, как они так неожиданно доказали уже свою способность долго держаться в море.

Из-за моря также пришли хорошие вести: «Эмден» предпринял успешные действия против английской торговли в Бенгальском заливе, а легкий крейсер «Кенигсберг» у берегов Восточной Африки, перед Занзибаром, потопил английский крейсер «Пегасус» и тем отомстил за обстрел Дар-Эс-Салама.

К середине сентября IV, V и VI эскадры, образованные в начале войны из старых кораблей, были уже достаточно обучены для того, чтобы можно было привлечь их к несению службы в Северном море. Для эскадренного боя они были непригодны, [96] но с успехом могли взять на себя несение сторожевой службы в устьях рек, охраняя эти устья от всяких покушений в период отсутствия флота. Но они не были использованы для этой цели. Присутствие эскадр в первые недели войны в Балтийском море во всяком случае принесло пользу в том отношении, что в представлении русских наши морские силы Балтийского моря казались более мощными, чем это было на самом деле. Это обстоятельство и, быть может, недостаточная уверенность в своей собственной боеспособности [32] 31. Вернее, недостаточная осведомленность Шеера, которому не было известно о сдерживающих директивах ставки и о настойчивых попытках командования русского флота бороться с этими директивами. (Прим. ред.) заставили русских воздержаться от активных действий.

Впрочем, главнокомандующий морскими силами Балтийского моря тотчас же сам предпринял наступательные операции, так как только таким способом можно было создать обстановку, которая повлияла бы на образ действий русского морского командования. Несмотря на то, что первоначально главнокомандующий располагал всего двумя легкими крейсерами — «Аугсбург» и «Магдебург», несколькими миноносцами и торговыми судами, приспособленными для постановки мин, он не стал ждать перехода русских к активным действиям и вскоре же после объявления войны предпринял обстрел Либавы, который хотя и не причинил много вреда, но зато побудил русских собственными руками довершить разрушение. Кроме того, у входа в Финский залив были поставлены мины.

Намеченная цель была полностью достигнута, а потеря легкого крейсера «Магдебург», который 27 августа выскочил на мель, была возмещена 11 октября, когда броненосный крейсер «Паллада», участвовавший в свое время в обстреле сидевшего на мели «Магдебурга», стал жертвой нашей подводной [97] лодки U-26. Этот успех смог отбить у русских охоту к активным действиям [33] 32. Этот вывод совершенно не соответствует действительности. Гибель «Паллады» явилась последствием того же пренебрежения к подводной опасности, какое было проявлено в начале войны и англичанами. «Паллада» так же, как и три английских крейсера, потопленные 22 сентября U-9, несла дозорную службу. С 12 октября несение дозорной службы было поручено миноносцам, и это было единственное выражение того отказа от активных действий, о котором говорит Шеер (так как германские лодки перестали встречать в устье Финского залива русские крейсера). Вместе с тем на все время войны было правильно учтено значение подводных лодок и выработана соответствующая тактика плавания в собственных водах (использование темноты и предварительное траление постоянных путей). Благодаря применению этой тактики, до конца войны ни один русский линейный корабль и ни один русский крейсер не подвергся больше атакам германских лодок; что же касается отказа от активных операций, то уже через полмесяца после гибели «Паллады» была выполнена первая постановка активного минного заграждения. (Прим. ред.) .

Не входя в подробное рассмотрение выполненных на Балтийском театре операций, можем сказать, что они имели в высшей степени благоприятное влияние на наше общее положение в тылу. Не отвлекая от флота крупных сил и не ослабляя флот, мы сумели с помощью имеющихся ограниченных средств держать русский флот под постоянной угрозой, так что с моря не было сделано ни одного выстрела по германским берегам и беспрепятственно продолжалось столь необходимое для военных нужд торговое судоходство. Путем наблюдения и охраны южных выходов из Бельтов и из Зунда было достигнуто положение, при котором западная часть Балтийского моря могла быть использована для практических упражнений флота. При отсутствии этого учебного плацдарма было бы очень трудно [98] натренировать новые соединения, сформированные в начале войны, и производить пробные плавания и обучение стрельбе личного состава вновь построенных кораблей.

В дальнейшем ходе войны возможность использования западной Балтики для поддержания боеспособности флота стала вопросом жизненного значения. При выполнении операций в Северном море внимание командования на борту было поглощено заботами о предупреждении опасности, угрожавшей, в результате контрмер противника, прежде всего со стороны подводных лодок. Половина верхней команды была занята на вахте по боевому расписанию, а машинная команда, за исключением подвахтенных, нуждавшихся в отдыхе, находилась на своих местах, почему и не могло быть речи о производстве общих учений всей команды под руководством командира корабля. Между тем в бою мы могли рассчитывать на успех только при наличии высокой степени обученности личного состава. Наиболее удачным для этой цели учебным плацдармом являлась западная Балтика вместе с расположенной там Кильской гаванью. При отсутствии возможности использовать этот район нечего было бы и думать о том широком развитии подводного оружия, которое стало необходимым по ходу войны.

Если учесть значение, которое имело для нас это учебное поле, и огромную роль, которую играли Кильские заводы и особенно Фридрихсортская торпедная мастерская, производительность которой явилась впоследствии главной базой ведения подводной войны, если учесть, что все это не могло быть неизвестно противнику, то остается только удивляться тому, что неприятель не сделал никакой попытки перерезать эту жизненную артерию. Решение Дании в самом начале войны заградить минами северную и среднюю части Большого Бельта соответствовало желанию нашего Адмирал-штаба, который стремился повысить степень безопасности в Балтийском море. Была ли Дания правомочна заграждать этот фарватер, имевший международное значение, — это другой вопрос. Англичане [99] также примирились с существованием заграждения хотя бы уже по той причине, что в их планы войны не входило намерение прорываться в Балтийское море. Но для свободы действий нашего флота заграждение имело весьма вредные последствия, так как после его постановки большие корабли были лишены возможности проходить в Балтийское море вокруг Скагена в том случае, если бы в этом встретилась необходимость при выполнении дальних операций в Северном море; для нашего флота во всех случаях оставался единственный путь к отступлению — к Гельголанду. Адмирал-штаб полагал, что по политическим соображениям было бы неудобно предъявить Дании требование об открытии Большого Бельта.