Андрей Грешнов - После нас

Пользуясь своей дружбой с министром по борьбе с наркотиками Афганистана генералом Ходайдадом, я частенько сиживал в его рабочем кабинете, где меня всегда ждал радушный прием. Он не жалел времени, чтобы информировать меня о том, как двигаются дела в сфере борьбы с посевами опиумного мака. Однажды, когда он рассказывал мне о наркобаронах Кандагара, я также поделился с ним своими воспоминаниями об этой провинции, упомянув имена нескольких полевых командиров моджахедов, в том числе небезызвестного Муллы Маланга. С Малангом я, слава богу, во время войны не встречался, иначе вряд ли бы писал сейчас эту книгу. Ему тогда дали прозвище Мясник за то, что он часто разделывал ножом тела пленников — афганских и советских, как туши животных. Одну из его жертв — старшего офицера афганской армии с полностью ампутированными конечностями — я в свое время видел в московском госпитале Бурденко. Министр загадочно улыбнулся, но ничего тогда не сказал. Но, когда я пришел к нему в следующий раз, он заявил как фокусник на арене: «А сейчас сюда войдет Мулла Маланг со своими друзьями, пожалуйста, окажи ему уважение». Я онемел и окаменел. Вот так просто — бывший комдив афганской армии, воевавший с душманами в Панджшерском ущелье и на перевале Саланг, запросто общается со вчерашним заклятым врагом.

Встреча была для меня значимой и знаковой, я хорошо запомнил ее дату — 25 мая 2008 года. Распахнулась дверь, и хитрейший из полевых командиров Кандагара Мулла Маланг вошел в кабинет в сопровождении своего друга — бывшего командира группировки всех моджахедов провинции Газни. Когда бы я еще мог их увидеть так близко? Маланг был очень подвижен и подтянут, совсем не улыбался. Его товарищ был постарше, с окладистой бородой и искорками любопытства в глазах. Теперь вчерашние душманы дружат с Ходайдадом и даже имеют с ним общие дела, по-моему, в сфере оказания риелторских услуг. Да, время уходит, и грани стираются. Сегодня бывшие противники сидят за одним столом и пьют чай с бывшим «шурави». Я спросил Малага, какова сегодняшняя ситуация в Кандагаре.

«Очень плохая, если вы имеете в виду военную ситуацию», — ответил он. — «А вы можете использовать свое влияние для ее улучшения?» — «А мне-то это зачем? Пусть все идет, как идет». — «Но ведь натовцы же тоже оккупанты, какими были и мы?» — «Нет, они тут по мандату ООН». — «А вы полевого командира Исмата Муслима помните?» — «Один раз видел — мы передрались, и он был вынужден уехать в Кабул». — «А как поживает Хаджи Латиф?» — «Поживает? Его отравили». — «Кто? — Его же родной сын».

Мы долго беседовали с Малангом о Кандагаре 80-х, и я неожиданно спросил его о судьбах двух наших военных — рядового и прапорщика, захваченных в плен моджахедами в то время, когда они продавали бензин местному населению неподалеку от «Черной площади».

— Да, их взяли в плен, а потом убили.

— Люди Хаджи Латифа.

Маланг перевел взгляд на министра и спросил его без обиняков:

— Ты кого сюда привел, это точно журналист?

Поняв, что Кандагар для меня не пустой звук, Маланг (настоящее его имя Шир Зульфакар), руководивший во время Апрельской революции всеми отрядами «Исламской партии Афганистана» Юнуса Халеса в кандагарской провинции, попросил меня разыскать в России фильм, который про него снимали иностранные инструкторы. По воле случая он оказался в руках у советских разведчиков. По его утверждению, у его людей было всего три видеокассеты. Но всех троих его связников убили «шурави» и забрали эти кассеты.

— Если они найдутся, буду очень признателен. Вам было бы очень интересно посмотреть, да и мне тоже. А я бы за это передал вам документы советского летчика-генерала, которого мы подстрелили на одной из ваших операций, они хранятся у меня с тех самых пор…

Интересно, есть ли сегодня в России кому-нибудь дело до того убитого летчика-генерала, помнит ли кто-то о нем? Хранятся ли где-нибудь те кассеты, которые так хочет получить назад Маланг, или их просто выбросили на свалку как ненужный хлам вместе с воспоминаниями о Советском Союзе?

Как говорил один хороший и известный человек, неоднократно бывавший в этой стране, «в прошлое возвращаться не стоит, там уже никого нет». А вот настоящее и связанная с ним тема наркотиков захватывали меня все больше. И когда Ходайдад предложил мне слетать в город Файзабад, я с радостью согласился: в сердце северной афганской провинции Бадахшан проходила выставка достижений сельского народного хозяйства, приуроченная к полному освобождению этой провинции от посевов наркосодержащих культур. Министр, как и обещал, накануне договорился, чтобы помимо представителей американского посольства, агентства международного развития (USAID), афганского Минсельхоза, которые являлись ее спонсорами, депутатов парламента, представителей министерств и ведомств, в группу журналистов, также американских, был включен и корреспондент РИА «Новости».

В пять часов утра на автомобиле управляющего делами министерства по борьбе с наркотиками Гамаюна (он уже вырос в должности) мы выехали от здания министерства, расположенного в восточном пригороде Кабула, в сторону военного аэродрома, построенного недавно американскими военными. Пройдя контроль ручной клади и процедуру измерения массы тела на весах, под руководством американского морского пехотинца — начальника безопасности полетов, мы погрузились в переделанный для гражданских нужд маленький военно-транспортный российский самолет Ан-72. Полеты на этом виде самолетов, зафрахтованных международными силами содействия безопасности в Афганистане, выполняли российские и украинские экипажи. Высокоманевренная машина может эксплуатироваться на всех географических широтах, при любых погодных условиях, а также садиться на неподготовленные аэродромы. Самолет был старым, сильно трясся в воздухе, а вся его внутренняя обшивка громко скрипела. Я вообще заметил, что гражданские иностранцы в Афганистане почему-то всегда летают на каких-то «ведрах с гайками», а военные — на вполне приличных самолетах.

Разноцветные, изумительной красоты горы и ущелья, освещенные солнечными лучами, — такой предстает с высоты полета глазам путешественника провинция Бадахшан. Административный центр город Файзабад раскинулся на чашеобразном плато среди высоких пологих гор, склоны которых используются крестьянами под посевы пшеницы и огороды. Встречать генерала Ходайдада приехал весь местный истеблишмент, включая губернатора, руководство службы безопасности и полиции, а также почетный конный эскорт всадников в традиционных национальных таджикских одеждах. Всадники пришпорили коней, которые уже застоялись и наделали под себя большие кучи. При приближении генерала и его свиты они встали на дыбы. Затем наездники отдали честь министру поднятыми в воздух плетками.