Кристиан Диор - Я – Кутюрье. Кристиан Диор и Я

Любопытна судьба «трафальгаров». Некоторые из них никогда не войдут в жизнь и не появятся на улицах. К другим придет успех с опозданием, и они расцветут в следующей коллекции.

А третьи будут сразу же приняты, начнут жить, их будут все носить, и спустя шесть месяцев мы задаем себе вопрос: «Что же в них такого особенного?» Кажется, что этих моделей ждали все, и то, что они мгновенно вошли в употребление, сразу же лишает их всякой исключительности.

Составляя программу показа, я наконец-то осознаю идею своей коллекции, безотносительно к публике – ее реакции всегда удивительно непредсказуемы, – а для себя лично.

Я чувствую удовлетворение, только если понимаю, что не пошел ни на какие уступки. Иногда я убираю несколько моделей или ансамблей, которые наверняка хорошо бы продавались, но недостаточно оригинальны. На этих платьях я пишу буквы Н. П. (не для прессы), и их убирают из первого дефиле, которое и так бывает слишком долгим.

Все это происходит не без истерик и слез. Алла [161] Одна из любимых русских манекенщиц Диора Алла Ильчун, родилась в Харбине, дочь железнодорожника из Алма-Аты и оперной певицы, с 1948 по 1968 год работала моделью в Доме Кристиана Диора. – Прим. А. Васильева . , обычно торжественная и бесстрастная, приходит в мой кабинет с трагическим лицом. Ей даже не нужно ничего говорить: ее глаза, наполовину славянские, наполовину маньчжурские, сразу мне все объясняют:

– Вы хотите оставить ваше платье?

– Да, месье! Оно одно из лучших…

– Не кажется ли вам, Алла, что оно похоже на костюм, который вы показывали в прошлой коллекции?

– Месье, я уверена, оно понравится.

В конце концов, можно считать ее первой публикой? Она – женщина, она любит платья и – что еще важнее – разбирается в этом. И я уже на три четверти убежден.

Но появление Аллы в отвергнутом платье подтверждает мое решение. Несмотря на уловки манекенщиц и портних – они защищают свои платья, рыдая и кусаясь, и я знаю хитрости каждой из них, – интересы коллекции безжалостны: она требует всеми силами сохранить единство стиля, иначе все теряет смысл.

Русская манекенщица Алла Ильчун в модели Кристиана Диора, 1955

Наш Дом превратился в настоящий муравейник. Череда учениц в коридорах с коробками или мехами напоминает мне муравьев. Озабоченные своими делами и сосредоточенные, они двигаются молча. Если одна из них обронит кусочек ткани, другая нагибается, поднимает и продолжает свое движение. Торопятся молодые люди в белых халатах, с сантиметрами на шеях. Вот появляются рабочие, им показывают стулья, которые следует починить. Художник обновляет позолоченные буквы на уличном навесе. Что больше всего удивляет в этой непрекращающейся циркуляции, это то, что все движутся в одну сторону. Все прекрасно знают лабиринты нашего Дома и поднимаются всегда по одной лестнице, а спускаются по другой. Мы к этому уже привыкли, а гости всегда удивляются. Они видят, как мимо проходят одни и те же люди, двигаясь всегда в одном направлении, и спрашивают себя, какой скрытый механизм заставляет их то появляться, то исчезать.

Все очень серьезны, как подобает помощникам при столь важной церемонии. Молоденькие девушки, которые в течение года собираются в хохочущие и насмешливые группки, теперь идут по коридорам, ведущим в демонстрационный зал, с нахмуренными бровями, поглощенные работой. А у меня даже нет времени сказать им «Как дела, красавица?» или «Не слишком устала, малышка?», как я обычно спрашиваю. Впрочем, озабоченные, как и я, своими делами, они этому нисколько не удивляются.

В свою очередь, приходит пресс-служба, чтобы поделиться со мною своими тревогами. Презентация коллекции сродни генеральной репетиции в театре. Как для одной, так и для другой, первое столкновение со специалистами имеет исключительное значение. Хотя мне кажется, справедливо было бы сказать, что журналисты моды обычно проявляют больше снисходительности, чем театральные критики. Это не мешает кутюрье начинать показ со страхом автора, чья пьеса должна воплотиться на сцене. Два раза в год я испытываю ужасную тревогу перед предстоящим испытанием. Некоторые в этом что-то находят. Лично я презентацию ненавижу, как всегда ненавидел экзамены. Желая меня приободрить, друзья утверждают, что этот страх перед показом – лучший рецепт против старения, а я делаю вид, что верю им.

Кристиан Диор, 1956

С приближением великого дня центр Дома перемещается из рабочей студии в демонстрационный зал. Пресс-служба становится сердцем, чье биение отражает всеобщее нетерпение. Спустившись на один этаж, месье де Моссабре и месье Донати устраиваются поближе к подиуму. Перед ними стоит сложная задача: им нужно разместить с соблюдением ранга около трехсот человек в двух помещениях и на площадке, где остается лишь узкий коридор для манекенщиц, а мест там всего двести пятьдесят. Замысловатая и сложная иерархия приводит к тому, что приходится жертвовать одним приглашенным в пользу другого, и в конечном итоге оказывается, что самые близкие друзья ссылаются на места у входов, в углах и на лестнице.

Даже если мешает чья-то голова или плечо, дружеский глаз остается снисходительным. По крайней мере, мы так думаем. Распределение мест должно быть обдуманным. Есть завсегдатаи, их любое изменение, даже самое малейшее, может оттолкнуть навсегда; есть журналисты, которые перешли в другой журнал; есть друзья, поссорившиеся в тот или иной сезон; есть вновь созданные или увеличившиеся в объеме глянцевые журналы. Каждому надо отвести место, соответствующее одновременно и значимости журнала, и личной известности журналиста.

Кристиан Диор драпирует серый шелк на манекенщице Сильвии, 1952

Драгоценности от Диора, 1950

Шляпа от Диора, 1950

Костюм от Диора, 1954

Манекенщица Беттина Грациани в модели от Диора, 1950