Николай Дроздов - Полет бумеранга

Нас радушно встречает сухощавый высокий мужчина с приветливым обветренным лицом, протягивает нам широкую огрубелую ладонь.

— Знаю, знаю, о вас мне по радио из Алис-Спрингса сообщали. Как дорога? — радушно приветствует он нас— Мы в прошлом году с сыном тоже ездили этим путём в Алис-Спрингс.

Обмениваемся впечатлениями за крепким чаем, расспрашиваем о жизни в этой глуши.

— Мои родители жили на той старой ферме, которую вы видели. Но там плохо идёт вода из колодца, и мы перебрались сюда, ближе к краю пустыни. Отсюда уже начинается малга-кантри [15].

— А зачем вам самолёт? — спрашиваем мы.

— Стада у меня пасутся свободно, уходят далеко в пустыню, и когда приходит пора гнать скот в Аделаиду на продажу, то найти его нелегко. Раньше я искал их на мотоцикле, а теперь быстро нахожу стада с самолёта. И ещё…— усмехается фермер, — примерно раз в месяц такая тоска заедает в этой глуши, что я сажусь в самолёт и лечу в Аделаиду. Выпьешь там с друзьями бочонок-другой пива, обменяешься новостями и анекдотами — как-то и полегчает.

Перед расставанием фермер идёт в холодильник, где висят коровьи туши, и отрезает нам увесистую телячью ногу.

— Перед ночлегом пожарьте себе на костре, устройте аборигенное пиршество да вспомните добрым словом мой заброшенный уголок.

Поздний вечер. Мы с Василем сидим у костра, поджариваем телятину и вспоминаем наше путешествие. Глядя на пламя и с наслаждением вдыхая сухой ночной воздух, долго ещё обсуждаем увиденное и пережитое в глубине австралийской пустыни.

Только вчера я вернулся из месячной экспедиции в Центральную Австралию, где пришлось проехать по пустынным дорогам и вовсе без дорог около восьми тысяч километров. Прохлада и мягкая зелень холмов, окружающих австралийскую столицу, так непохожи на палящий зной и кирпичную красноту пустынь Центра.

Впереди несколько недель, заполненных обработкой собранных материалов.

Закончив очередную страницу дневника, я стал разглядывать ночной пейзаж за окном моей комнаты. Окружающий университет парк погружён в полную темноту.

Над вершинами деревьев мерцают яркие звёзды. Вдали, в километре отсюда, светятся озарённые прожекторами коробки зданий административного центра Канберры. Свет настольной лампы выхватывает из темноты крону дуба с сухими коричневыми листьями и множеством желудей. Левее проступает в полутьме белый ствол эвкалипта.

В парках Канберры пёстрое смешение местных декоративных деревьев и кустарников с экзотическими для этих мест породами из Европы, Азии, Америки. И вот сейчас, в середине мая (глубокой осенью), клёны оделись в огненно-красную листву, ивы и тополя — в нежно-жёлтую, листья дубов стали тёмно-коричневыми, и лишь эвкалипты сохранили свой привычный серовато-зелёный тон, хотя крона их уже значительно поредела.

Уже первый час ночи, городок затих; только из центра доносится ещё рокот запоздалых автомобилей. Прохладный ночной воздух (около пятнадцати градусов) струится в комнату через открытое окно. Вспомнился дом, Москва. Сейчас там пять часов вечера и, наверное, светит солнце, тёплое и весеннее.

Закончив писать, я погасил настольную лампу. И тут же раздался грохот железной крыши и что-то тяжёлое шлёпнулось сверху в крону дуба. Закачались ветви, зашуршала сухая листва. Осторожно подойдя к окну, вижу тёмный силуэт зверя величиной с крупную кошку, быстро и ловко передвигающегося по гибким ветвям. Без труда узнаю в нём кистехвостого поссума. Это самка с большим детёнышем, повисшим у неё под брюхом. Видимо, она долго ждала, пока я, наконец, погашу свет, чтобы без помех обследовать в темноте приглянувшееся ей дерево. Живо представляю себе, как зверёк с нетерпением заглядывал через край крыши в моё освещённое окно и сердился на непредвиденную задержку с ужином. Взяв карманный фонарик, направляю его луч в крону дуба. Кружок света вырывает из темноты пушистую серую мордочку с розовым носом, большими треугольными ушами и удивлённо-испуганными круглыми глазами. Заметив нежелательное внимание к своей особе, поссум быстро перебирается на противоположную сторону кроны. Теперь слышен только шелест листвы и хруст разгрызаемых желудей.

Весь следующий месяц, до самого отъезда на Большой Барьерный риф, я имел возможность наблюдать вечерами за этим поссумом. День он проводил где-то на крыше дома, а на ночь спрыгивал вниз и методично, обследуя ветку за веткой, снимал урожай желудей. К середине июня детёныш уже перестал цепляться за мать и начал самостоятельно лазать по ветвям. Пристроив фотоаппарат на подоконнике, я сделал из окна несколько снимков с лампой-вспышкой, на которых запечатлел всю семью.

Однажды ночью обычно молчаливый поссум неожиданно поднял шум и возню на дереве. Ветви сотрясались, раздавалось громкое раздражённое шипение и фырканье. Оказалось, что в крону дуба забрался ещё один поссум, привлечённый обилием желудей. Но хозяйка дерева, озабоченная сохранностью «провианта» для себя и своего отпрыска, энергично атаковала пришельца, и ему пришлось срочно ретироваться. Спрыгнув на землю, он большими прыжками убежал в глубь парка.

Хотя история освоения Австралии изобилует примерами исчезновения или резкого уменьшения численности многих видов-эндемиков, тем не менее некоторые из них, напротив, нашли соседство с человеком весьма для себя удобным. Так, в частности, произошло и с кистехзостым поссумом, которого называют ещё лисьим кузу или щеткохвостым поссумом. Этот зверёк размером до полуметра, с длинным хвостом распространён почти по всей Австралии, а также на многих прилежащих островах. Его цепкие лапы с шершавыми подушечками и длинными острыми когтями позволяют ему вполне удобно чувствовать себя на ветвях деревьев. Большой палец на задней ноге резко противопоставлен остальным четырём, и при кормёжке на дереве поссум часто висит вниз головой, ухватившись за ветку задними лапами, а передними захватывает плоды или нежную листву с нижней ветки. Хвост поссума покрыт пушистой чёрной шерстью только сверху, а снизу он голый и шершавый, так что служит пятой конечностью при лазании.

Шерсть у кистехвостого поссума пышная и мягкая от серебристо-серого или рыжеватого цвета до почти чёрного.

У пары поссумов типичной окраски может появиться детёныш чёрного цвета. Число меланистов (особей чёрной окраски) особенно велико в юго-западных районах материка — до двадцати процентов.

Заселяя практически все природные зоны и области Австралии, кистехвостый поссум проявляет исключительную экологическую пластичность. Этого зверя можно встретить повсюду — в высокоствольных эвкалиптовых лесах Юго-Востока, в густых низкорослых кустарниках южного побережья, в засушливых редколесьях внутренних областей и даже в пустынях Центра, где поссумы живут вдоль долин сухих и временных рек с отдельно растущими эвкалиптами.