Стефан Кеневич - Иоахим Лелевель

Разумеется, можно сказать, что скромные средства на почти нищенское пропитание, даже учитывая пополнение библиотеки, трудно считать особенно высоким гонораром за полтора десятка лет напряженного труда одного из лучших умов той эпохи. Однако естественно, что мир не награждает мудрецов в соответствии с их трудами и что люди, достойные имени ученых, не меряют свои достижения суммой денег, заработанных на этом труде. Подлинным сокровищем, которое добыл Лелевель, был именно его труд: продвижение вперед уровня и методов исследования в нескольких отраслях знаний, утверждение своей научной славы в европейском масштабе. В относительно узком кругу историков средневековья авторитет Лелевеля как знатока древних карт и монет возрастал непрерывно.

Об этом свидетельствовали все более частые устные и письменные консультации, которые он давал. Сейчас, более чем сто лет спустя, роль Лелевеля как пионера европейской науки в области средневековой нумизматики и картографии представляется, может быть, еще отчетливее. Эти две области науки продвинулись с того времени далеко вперед, но каждый специалист и в той и в другой области всегда отдает себе отчет, сколь многим это развитие обязано польскому историку.

Исследования всеобщей истории, которыми занимался Лелевель в Брюсселе, в течение долгого времени вызывали среди эмиграции удивление и даже осуждение. Почему величайший польский историк, известный своим патриотизмом Лелевель занимается монетками Меровингов, вместо того чтобы писать труды по истории Польши? «Я полагаю, — отвечал Лелевель, — что нет нужды объяснять несостоятельность подобных восклицаний, когда я странствовал с сумою». Действительно, Лелевель оставил Францию лишь с небольшой котомкой. Все то, что было им собрано в течение многих лет работы над историей Польши, все книги, выписки, заметки он оставил в Варшаве. За границей он мог создать себе новую исследовательскую базу, но только для всеобщей истории; заниматься отечественной историей в научном плане он не мог без книг и источников. Он, правда, пробовал заполучить в Брюссель необходимые материалы из Варшавы. Но это было трудной задачей в условиях настороженности царских властей, видевших в Лелевеле опасного революционера. «Время шло, а посылки все нет как нет, вот и жди еще целые годы».

Ко времени ухода в эмиграцию Лелевель был уже автором большого числа трудов по истории Польши, среди них были как более узкие исследования, главным образом по периоду раннего средневековья, так и большие синтетические труды. Им была написана обширная «Польская история до конца правления Стефана Батория». Труд этот, правда, не был опубликован. Зато в 1829 году он издал уже упоминавшийся учебник для молодежи «История Польши, изложенная популярным образом», который сразу же приобрел широкое распространение. В полумемуарном стиле было написано «Правление Станислава Августа»; наконец, Лелевель написал уже упоминавшуюся чрезвычайно интересную «Историческую параллель между Испанией и Польшей в XVI, XVII и XVIII веках». В этих ранних работах он уже сформулировал концепцию всего польского исторического процесса. Но ноябрьское восстание, пережитое поражение и более поздний политический опыт стали стимулом углубления и уточнения этой концепции.

В первые недели пребывания в Брюсселе Лелевель собирался «подготовить польский исторический атлас в надежде, что это даст заработок». Из этого проекта ничего не вышло. Пока что он мог думать лишь о переиздании своих старых работ, о переводе их на иностранные языки, о новых работах, не требующих научного аппарата, то есть работах скорее популярного характера. Во всех трех случаях речь шла не только о заработке, но также и о пропаганде прогрессивных принципов как среди соотечественников, так и среди западноевропейской общественности.

Уже в конце 1833 года он планировал новое издание своей популярной «Истории Польши», «Правления Станислава Августа» и «Исторической параллели»; однако и этот план пока не осуществился. Между тем Страшевич, уже известный нам издатель «Нумизматики средних веков», уговорил его заняться французским изданием «Истории Польши». Он обещал, что обеспечит образцовый, эффектный перевод, говорил о 3–5 тысячах тиража, о многотысячном доходе. Лелевель иронизировал по поводу этих воздушных замков, но его захватила сама мысль дать французским читателям доступный очерк истории Польши, который стал бы вместе с тем идейной декларацией польской демократии. Он не хотел менять конструкции своей книжки, написанной для польской молодежи, но решил снабдить ее обширными комментариями. Подготовленный ученым-политиком, этот комментарий перерос размером саму книгу, он стал как бы второй, углубленной историей Польши, в особенности социальной истории, истории крестьян и их взаимоотношений со шляхтой. Лелевель написал этот труд сразу по-французски в 1836 году; это были прославленные позднее «Размышления над историей Польши и ее народа». Неблагоприятное стечение обстоятельств привело к тому, что эта наиболее яркая из обобщающих работ Лелевеля ожидала публикации на французском языке восемь лет, польский же ее перевод появился почти двадцать лет спустя.

Дело в том, что надежды на Страшевича роковым образом подвели Лелевеля: Страшевич страшно затянул издание «Истории Польши», потом разболелся, наконец, сошел с ума и умер в больнице. Оказалось, что под еще неоконченное издание в типографии были сделаны долги, которые Лелевель не мог погасить. Его выручило тогда неожиданное предложение издать «Историю Польши» на английском языке и 1400 франков аванса под это издание. «Вот так гонорар, самый большой за всю мою жизнь!» «В августе 1839 года утром были получены 1400 франков, вечером их уже не было. Они пошли на уплату долгов».

Еще ранее Лелевель осуществил другое предприятие: он написал как бы продолжение своей популярной истории, доведенной до третьего раздела Польши. Новой книжке он дал название «Польша возрождающаяся» и довел изложение до ноябрьского восстания включительно. Это была еще совсем свежая история. Представим себе сегодня профессора, специалиста по истории средних веков, который сразу по окончании второй мировой войны написал бы историю Польши 1914–1945 годов. Но Лелевель был не только профессором, но и активным политиком: сначала внимательным наблюдателем, а затем участником событий на первых ролях. И эта его книжка не является систематическим изложением; это очень личный рассказ, согретый горячим чувством, полный воспоминаний, анекдотов и полемических выпадов. В заключение Лелевель прямо обращался к читателю, ко всему молодому поколению эмиграции, с такой горячей декларацией веры и надежды: «Сейчас нет такого уголка в Европе, который бы не был… революционным вулканом… Раз таково развитие человечества… значит ни одна сила не помешает скорому освобождению народов». Рассматривая последовательно польские вооруженные выступления от Барской конфедерации до ноябрьского восстания, он отмечал, как от восстания к восстанию народ принимал в нем все более широкое участие, как с каждым поколением росли силы польских повстанцев. «Лишь слепой может не заметить этот могучий рост; очевидно, что борющийся народ Польши необычайно укрепится, если только поймет свои интересы, заключающиеся в социальном усовершенствовании, в освобождении простого народа. Скажем так: Польша возрождается в несчастье». Далее шло наставление, адресованное братьям-эмигрантам: «Не в дипломатии, не в помощи кабинетов будущая судьба Польши, а в восстании и освобождении народов. Грядущая Польша найдет самые естественные и самые лучшие элементы в своих собственных основах, в своих собственных способностях и силах». Книжка заканчивалась такой сильной нотой: «Помните прошлые испытания и будьте полны оптимизма, напевая песенку ваших отцов, ибо Польша не погибла, пока вы, молодые, живы».