Александр Галич - Я выбираю свободу

Я гляжу на экран, как на рвотное,
То есть, как это так, все народное?!
— Это ж наше, — кричу, — с тетей Калею,
Я ж за этим собрался в Фингалию!
Негодяи, бандиты, нахалы вы!
Это все, — я кричу, — штучки Карловы!
… Ох, нет на свете печальнее повести,
Чем об этой прибавочной стоимости!

А я ж ее — от сих до сих, от сих до сих!
И вот теперь я полный псих!.. А кто — не псих?!

А он мне все по яйцам целится,
Этот Боби, сука рыжая,
А он у них за то и ценится —
Мистер-шмистер, ставка высшая!

А я ему по-русски, рыжему:
«Как ни целься — выше, ниже ли,
Ты ударишь — я, бля, выживу,
Я ударю — ты, бля, выживи!

Ты, бля, думаешь, напал на дикаря,
А я сделаю культурно, втихаря,
Я, бля, врежу, как в парадном кирпичом
Этот, с дудкой, не заметит нипочем!»

В общем все — сказал по-тихому,
Не ревел,
Он ответил мне по-ихнему:
«Вери вэл…»

Ты давай из кучи выгляни,
Я припас гостинчик умнику,
Финты-шминты с фигли-миглями —
Это, рыжий, все на публику!

Не держи меня за мальчика,
Мы еще поспорим в опыте.
Что ж я, бля, не видел мячика?!
Буду бегать где ни поподя?!

Я стою, а он как раз наоборот,
Он, бля, режет, вижу, угол у ворот,
Натурально, я на помощь вратарю,
Рыжий — с ног, а я с улыбкой говорю:

«Думал вдарить, бля, по-близкому,
В дамки шел?!»
А он с земли мне по-английскому:
«Данке шён!..»

Да, игрушку мы просерили,
Протютюкали, прозяпали.
Хорошо б она на Севере,
А ведь это ж, бля, на Западе.

И пойдет теперь мурыжево —
Федерация, хренация,
Как, мол, ты не сделал рыжего —
Где ж твоя квалификация?!

Вас, засранцев, опекаешь и растишь,
А вы, суки, нам мараете престиж!
Ты ж советский, ты же чистый, как кристалл!
Начал делать, так уж делай, чтоб не встал!

Духу нашему спортивному
Цвесть везде!
Я отвечу по-партийному:
«Будет сде…!»

… Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут
спрашивать?
Вот стою я перед вами, словно голенький,
Да, я с Нинулькою гулял с тетипашиной
И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники!

Поясок ей подарил поролоновый
И в палату с ней ходил — в Грановитую,
А жена моя, товарищ Парамонова,
В это время находилась за границею!

А вернулась — ей привет! — анонимочка,
Фотоснимок, а на нем — я да Ниночка!
Просыпаюсь утром — нет моей кисочки,
Ни вещичек ее нет, ни записочки,

Нет, как нет,
ну, прямо, нет как нет!

Я к ней в ВЦСПС, в ноги падаю,
Говорю, что все во мне переломано,
Не серчай, что я гулял с этой падлою,
Ты прости меня, товарищ Парамонова!

А она как закричит, вся стала черная:
«Я на слезы на твои — ноль внимания,
И ты мне лазаря не пой, я ученая,
Ты людям все расскажи на собрании!».

И кричит она, дрожит, голос слабенький.
А холуи уж тут как тут, каплют капельки,
И Тамарка Шестопал, и Ванька Дерганов,
И еще тот референт, что из «органов».

Все, как есть,
ну, прямо, все как есть!

Ой, ну что ж тут говорить, что ж тут
спрашивать?!
Вот стою я перед вами словно голенький,
Да, я с племянницей гулял с тетипашиной
И в «Пекин» ее водил, и в Сокольники.

И в моральном, говорю, моем облике
Есть растленное влияние Запада.
Но живем ведь, говорю, не на облаке,
Это ж только, говорю, соль без запаха!

И на жалость я их брал, да испытывал,
И бумажку, что я псих, им зачитывал,
Ну, поздравили меня с воскресением,
Залепили «строгоча» с занесением»!

Ой, ой, ой,
ну, прямо, ой, ой, ой…

Взял я тут цветов букет покрасивее,
Стал к подъезду номер семь — для начальников.
А Парамонова, как вышла, стала синяя,
Села в «Волгу» без меня и отчалила!

И тогда прямым путем в раздевалку я,
И тете Паше говорю, мол, буду вечером,
А она мне говорит: «С аморалкою
Нам, товарищ дорогой, делать нечего.

А племянница моя, Нина Саввовна,
Она думает как раз то же самое,
Она всю свою морковь нынче продала,
И домой, по месту жительства, отбыла».