Ладислас Фараго - История шпионажа времен второй Мировой войны

Мы передали стенограмму этой трансляции в прессу, и она вышла с побережья до побережья на видных местах первых полос газет 21 июля. «Нью-Йорк тайме» перепечатала всю трансляцию. «Вашингтон пост» озаглавила ее так: «Соединенные Штаты предупреждают Японию — победа — виртуальное уничтожение».

Японцы ответили на него 24 июля. Хотя голос принадлежал доктору Киеси Иноуэ, мы знали, что зачитанный им ответ подготовило имперское правительство. Иноуэ сказал: «Если Соединенные Штаты искренне готовы претворять в жизнь то, что они провозглашают, например, в Атлантической хартии, за исключением ее карательной оговорки, японский народ, фактически японские вооруженные силы, автоматически, если не с готовностью предпримут шаги по прекращению конфликта. Тогда и только тогда мечи перестанут звенеть как на Востоке, так и на Западе».

Однако наша решительная радиопередача, как ее назвал Захариас, вызвала бурю иного рода прямо здесь, в Соединенных Штатах. Трансляция взорвалась в Госдепартаменте, как бомба. Внезапно наши дипломаты поняли, что кто-то занимается внешней политикой и подталкивает их к действию. В гневе они решили нас уничтожить, подорвав наше влияние в глазах японцев. Они мобилизовали собственных представителей, журналистов и радиокомментаторов, близких к департаменту, и велели им дискредитировать Захариаса. Образчиком их кампании был комментарий Раймонда Грэма Свинга от 21 июля, в котором со ссылкой на «высокопоставленный авторитетный источник» (на самом деле на Томаса Блейка, мелкого чиновника Госдепа) он отрицал применимость Атлантической хартии к Японии и утверждал, что претензия Захариаса то, что «он является официальным представителем правительства США», была «нелепой».

В то время как в Соединенных Штатах разворачивались все эти события, президент Трумэн и его новый государственный секретарь Джеймс Ф. Бирнс находились в Потсдаме на встрече с Черчиллем и Сталиным. Бирнс запросил Государственный департамент подробности о трансляции, и тот ответил обнадеживающей телеграммой, пытаясь показать, что «клика Захариаса» не добилась ни малейшего успеха.

Требовалось восстановить авторитет Захариаса. Как обычно, нам помог министр Форрестол. Он пригласил в свой кабинет самого влиятельного вашингтонского журналиста Артура Крока из «Нью-Йорк тайме» и попросил его написать статью, которая дала бы понять, что Захариас не самозваный апостол мира, а действительно официальный представитель, чья радиопередача отражала взгляды и политику правительства США. На следующее утро Крок писал: «В стране выражалась озабоченность… радиопередачей на Японию капитана Захариаса… Капитан Захариас, подтверждая требование о безоговорочной капитуляции, сказал японскому народу, что на данном этапе у того есть возможность заключить «достойный мир» и воспользоваться преимуществами Атлантической хартии; и это вызвало опасения, что он убедит японцев, что мы ослабляем свои позиции, а они могут получить еще лучшие условия, если продолжат сопротивление…»

Далее следовала важная часть его статьи, вдохновленная Форрестолом: «Капитан Захариас работал над двойной проблемой, с которой правительство страны сталкивается в Тихоокеанской войне, и линия, проводимая им в эфире, — это высокого ранга официальная попытка решить ее напрямую. Он стремился (а) убедить японский народ в том, что его военачальники лгут, предрекая грабеж, порабощение, расчленение ее территории на островах метрополии, разграбление и низвержение их священных учреждений как неизбежные последствия безоговорочной капитуляции, и действовал в надежде на то, что японские народные массы смогут это понять и удастся приблизить окончание войны и спасти жизни многих американцев. Он стремился (б) показать американскому народу усилия, предпринимаемые для спасения этих жизней».

Мы все еще опасались, что Трумэн, продолжавший хранить зловещее молчание в Потсдаме, может от нас откреститься. Форрестол стремился это предотвратить. Он попросил коммодора Вардамана, военно-морского адъютанта президента, доложить Трумэну о деле. Это вмешательство нас спасло. Хотя президент продолжал воздерживаться от прямого участия в полемике, он разрешил Антони Ваккаро, корреспонденту Ассошиэйтед Пресс в Белом доме, освещавшему его пребывание в Потсдаме, сообщить, что президент «молчаливо одобрил передачу Захариаса».

Теперь мы почувствовали, что настало время активизировать кампанию, установив прямой личный контакт с японцами, чтобы обсудить с ними проблемы, которые надо было решить. Один из главных японских милитаристов, генерал Осима, был пленен в Германии, где он представлял свою страну в качестве посла при Гитлере. Мы договорились доставить его в Вашингтон, а затем, взяв его с собой, собирались лететь на остров в Тихом океане для встречи с эмиссарами Токио.

Нам представлялось, что Захариас отправится в это секретное путешествие в сопровождении Денниса Макэвоя и, возможно, коммандера Дугласа Фэрбанкса-младшего, служившего при штабе адмирала Кинга, в котором, независимо от нас, пытались установить контакт с людьми, близкими к вдовствующей императрице, имевшей большое влияние на императора Японии. Мы получили разрешение на доставку Осимы в Вашингтон и начали готовиться к важному полету Захариаса, надеясь обеспечить участие японских эмиссаров примерно на уровне Захариаса. Предполагалось, что это будут предварительные переговоры, поскольку настоящие переговоры проводятся на гораздо более высоком уровне. Однако мы надеялись, что даже эти предварительные переговоры приведут к обширным сферам согласия и в ходе последующих переговоров добиться капитуляции удастся без больших проволочек.

Мы снова пользовались искренней поддержкой Форре-стола. Министр попросил Захариаса высказаться о дне, когда капитуляция станет совершенным фактом. Захариас без малейших колебаний ответил: «1 сентября». Оставался ровно месяц, но мы были уверены, что сможем выполнить обещание.

6 августа атомная бомба была сброшена на Хиросиму. 9 августа последовало падение второй бомбы на Нагасаки. В промежутке в Дальневосточную войну вступила Красная армия, напав на японцев в Маньчжурии и очень быстро одержав несколько побед.

Захариас был горько разочарован, когда его усилия развеялись в ядовитом грибе двух атомных бомб. «Ошеломляющий эффект атомных бомб на массовое воображение во всем мире, — писал он в автобиографии, — мгновенно убедил в том, что капитуляция Японии вызвана исключительно атомной бомбардировкой. И эта ошибочная уверенность очень широко распространена… Япония приняла бы наши условия капитуляции даже без принуждения в виде двух атомных бомб».