Том Шон - Вуди Аллен. Комик с грустной душой

Перебрав два названия («Джазовый Декамерон» и «Обманутый Нерон»), Аллен, наконец, нашел то, что устроило компанию Sony Pictures. Именно такого расслабленно-равнодушного подхода он и придерживается на восьмом десятке. «Я размышлял о том, что именно в Риме меня так поражает, — объясняет Аллен, снова прибегнувший к средствам иностранных инвесторов, — это его энергия и хаотичность, километры пробок, ряды машин и толпы людей, дороги без тротуаров и то, сколько народа на улицах, как все сидят на ступеньках или в кафе, постоянное движение, вкус к жизни с хорошей едой, модой и кинематографом — и всё это я просто не мог показать в одной истории. Я хотел написать о туристах, о местных, о тех, кто приехал из маленьких городов, и показать все их чувства, романтику и хаос. Я понял, что мне нужно написать несколько историй».

Добродушный регулировщик движения с площади Венеции знакомит зрителя с персонажами. В самой слабой истории фильма молодожены Антонио (Алессандро Тибери) и Милли (Алессандра Мастронарди) теряют друг друга в Риме и сталкиваются с соблазном, она — в лице лысеющего Казановы-кинозвезды, он — в лице проститутки по имени Анна (Пенелопа Крус). Крус скидывает и снова надевает свое роскошное красное платье, чем напоминает Софи Лорен, и в этой истории несколько шуток Аллена про проституток приживаются неплохо. Другая история немного лучше. В ней сам Аллен играет вышедшего на пенсию оперного импресарио, отдыхающего в Риме со своей женой-психиатром, который обнаруживает, что будущий свёкр его дочери, владелец бюро похоронных услуг, великолепно поет Пуччини, но только в душе. Здесь Аллен напоминает Дэнни Роуза — его герой, воодушевившись, пытается помочь новому знакомому начать карьеру.

В третьей истории картины нервный и занудный студент архитектурного факультета Джек (Джесси Айзенберг) влюбляется в нарциссичную актрису (Эллен Пейдж), а Алек Болдуин, который играет архитектора постарше, видит себя в этом юноше и дает ему умные советы со стороны. «О, Боже, что за чушь собачья, — вздыхает он, — я разрешу тебе насладиться твоим моментом, но помни, я знаю, чем это все закончится». Роль довольно напыщенная, в чем-то сравнима с эпизодическими появлениями Богарта в «Сыграй это еще раз, Сэм», с той разницей, что персонажа Болдуина в основном игнорируют, а его циничные восклицания граничат с простым занудством. В четвертой и самой удавшейся истории фильма Роберто Бениньи играет безликого клерка по имени Леопольдо Писанелло, который однажды утром просыпается знаменитым по какой-то необъяснимой причине. Его преследуют фотографы и съемочные группы, которые снимают и официальным тоном сообщают обо всём: начиная с его манеры бриться («Мы снимаем весь процесс бритья, от первого до последнего мазка») до его предпочтений на завтрак (тост с маслом) миллионам зрителей. Материал, который Аллен использовал в «Воспоминаниях о звездной пыли» и «Знаменитости» как едкий фарс, теперь его вдохновил на прекрасную пародию на современных знаменитостей, показанную там, где ни много ни мало появились папарацци, и помог заполнить такие затянутые «Римские приключения» бесцеремонным и буйным весельем.

Вышедший в Италии на несколько месяцев раньше, чем в остальном мире, фильм стал одним из самых популярных кинокартин 2012 года в стране, собрав 9,5 миллионов долларов. «Мы живём в мире удивительных изменений, которые могут произойти благодаря сексу, амбициям, удаче и славе. Они неожиданно и необъяснимо сваливаются кому-то на голову, как многотонная запеченная лазанья» — пишет Дэвид Дэнби в Нью-Йоркере, подчеркивая главную тему фильма, проходящую через все четыре истории.

«Желание не упустить момент, магия, которую вы создаете сами, не боясь попробовать, — вот что связывает все части картины воедино». После трех фильмов, снятых за границей, восстановив отношения с публикой и вернув себе кассовые успехи, Аллен готов вернуться в Америку.

Идею фильма подала Сун-И, жена Аллена (вот уже 16 лет), которая рассказала ему о подруге подруги — жене финансиста, жизнь которой рухнула после того, как она узнала об измене мужа и его участии в финансовых аферах. «Она прошла путь от дамы с чековой книжкой в руках и неограниченными суммами на счету до женщины, которая вынуждена торговаться в магазинах и даже искать работу», — рассказывает Аллен. Он считает, что это «интересная психологическая ситуация для женщины… если бы она каким-то образом сама навлекла ее на себя, получилась бы настоящая греческая трагедия».

И трагедия разворачивается в ключевой сцене фильма (Аллен называет ее «вспышкой»), в которой героиня ступает на тропу войны, губя и себя и своего мужа. «Она могла бы развестись, простить его, поговорить с ним, уйти из дома. Но она просто взбесилась и впала в ярость, что и приводит к разрушению ее семьи. Она не задумалась о последствиях своей вспышки гнева. Вы все время видите такие „вспышки“ у людей. Вот вы едете по шоссе, и в вас врезается машина, и из нее вылезает водитель, готовый оторвать вам голову».

Он создал героиню фильма, держа в голове образ Кейт Бланшетт. Актриса практически согласилась сниматься в фильме еще до того, как прочитала сценарий. «Я уже было оставила все свои надежды, — рассказывает она, — столько моих знакомых работало с ним, и я решила: „Что же, режиссер не может интересоваться каждой актрисой“, и просто приняла эту мысль. Я очень удивилась, когда он позвонил. Разговор был коротким — примерно две с половины минуты. Он сказал, что хочет прислать мне сценарий и спросил, не против ли я его прочесть. И я ответила: „Да, конечно, мистер Аллен“. Он отправил его мне и попросил перезвонить, когда прочитаю. Я сразу же его прочитала и поняла, что это потрясающая возможность. Так что я перезвонила ему, и мы поговорили еще 45 секунд. Я сказала, что согласна на роль, а он ответил: „Прекрасно, увидимся в Сан-Франциско“».

Бланшетт ожидала от съемок обычного режима — пару дублей на одну сцену, и была удивлена, когда Аллен заставил ее делать по восемь дублей. «Я смотрела в монитор, а он качал головой. Он подошел ко мне и сказал: „Это ужасно. Это просто ужасно. Ты выглядишь как актриса, которая произносит мой текст, и я не верю ни единому твоему слову“. Он с недоверием качал головой, как раввин. И мы с Питером (Сарсгаардом) просто рассмеялись. В конце концов, мы вырезали ту сцену. Он ее переписал, сделал короче и поместил в другое место. То есть частично ему не нравилась наша игра, частично место, он чувствовал, что сцена выходит вымученной. Нельзя воспринимать всё это слишком лично. В какой-то мере эта ситуация заставила меня чувствовать себя спокойнее. Он просто может подойти и сказать жестко и честно, когда что-то идёт плохо. Когда он ничего не говорит, можно быть уверенным, что он либо идет на обед, либо ты все делаешь правильно».